– А что, паранойя передается вместе с должностью Великого Магистра? - ядовито поинтересовался Чарльз. Что-то не было заметно по сэру Лонли-Локли, что он – параноик, несмотря на все его речи, - Лучше б, если было так, потому что еще минута и эта хреновина не только мне, но и тебе оттяпает пару любимых частей тела – и заметить не успеешь.
Настроение начинало стремительно портиться. Малой был уже рядом, малой мог сильно навредить ему. Мужчина быстро прокрутил в голове все возможные варианты.
Можно испепелить мелкого, и тогда Шурф начнет подозревать его во лжи – ведь он так много времени потратил на убеждение в собственной бесполезности, что теперь было бы глупо быстро менять легенду. Да и после такого серьезного запрета – мальчишка, он, не стал бы выпендриваться и делать все по-своему. Теперь нельзя даже было воспользоваться своим статусом начальника – вот, кстати, тоже довольно интересный феномен этого мира. Как вообще можно было поставить на высокую должность эмоционального сопляка, когда у них, - Чарльз так толком и не понял, - то ли это особое отделение полиции, то ли религиозная секта, - был в штате такой рассудительный мужик, как настоящий гад. Определенно, этот мир переполнен безумцами. Но он отвлекся.
Можно попробовать применить грубую физическую силу, размозжить голову мелкому, но и тут существовал определенный риск. Чарльз волновался, что пока еще слишком слабая связь с этим телом – и слишком сильная с его собственными отпрысками могут войти в конфликт, и в результате он потеряет управление. Выкинет, например, в того же мелкого. Или, еще хуже, в бактерию, или мошку. И сколько времени ему понадобится, чтобы развиться до прежних сил?
Интуиция подсказывала, что долгие-долгие годы.
А потому-то пришлось продолжать играть в перепуганного ребенка. Мужчина для достоверности даже в рукав шторы, в которую был облачен его «бывший коллега» вцепился, смотря ему в глаза взглядом мамы Бэмби за минуту до того, как ее убили.
– Ты не понимаешь?! - он закричал, но это был преднамеренный крик, - Они реально контролируют сознание, и похоже, тебя тоже зацепило. Очнись, Шурф, оно…
Не прокатило. Малой передвигался слишком быстро и единственный шанс и рыбку съесть и на елку залезть не прокатил. Ладно. Плевать. К этому все и шло, рано или поздно, но пришлось бы вскрыть карты. Конечно, лучше бы поздно – Чарли был очень голоден.
В сознании вспыхнули яркие картинки. Мелкий не умел общаться как нормальные люди, он мог бы этому научиться, если бы у него было чуть больше времени. Зато стучать при помощи образов, которые успел запомнить – это запросто. Чарли мог бы гордиться своим сыном, но вместо этого он по-особому, примеряясь к магии этого мира, прищелкнул пальцами, испепеляя гаденыша.
Посмотрел на Лонли-Локли, пытаясь отыскать на лице признаки тупого согласия с происходящим, но не нашел ничего похожего.
– Ладно, один плюс во всем этом есть, - с лица мужчины мигом исчезло выражение перепуганного, но весьма счастливого идиота, которое он так старательно поддерживал. Губы искривились в усмешке, но только они, в глазах не было и намека на веселье, - Можно прекратить выделываться.
Он не сильно волновался за свою жизнь. Насколько он успел понять, мальчишка и этот парень – ученик и учитель, отношения особые, которые порой оказываются даже сильнее, чем дружба. А, значит, зная, что мальчишка жив, сэр Шурф не будет предпринимать попытки смертоубийства. А ежели будет, то Чарльзу придется хорошенько попотеть, чтобы остаться в живых. И то шанс не очень высок. Совсем ничтожный, честно говоря. Убедить настоящего гада прикончить малого и то было вероятнее.
– Миру мир, брат, - он быстро выставил пальцы латинской буквой V. Здесь этот жест вроде бы не означал посыл далеко и надолго, а знает Лонли-Локли его настоящее значение или нет – не так уж важно, - Мексиканская ничья. Ты не можешь убить меня, не увидев смерти в глазах своего напарника. Я не могу убить тебя, так как ты мне нужен. Забавно. Как насчет переговоров?

– В таком случае позволь представиться, - мужчина приложил кулак ко лбу и со всей серьезностью произнес свое имя, то, которым нарекли родители. Время шуток для него закончилось, пора бы и делом заняться. Хотя жрать очень хотелось. Просто невозможно представить, сколько энергии тратится на смену оболочек. И, если так продолжится и дальше, то придется черпать ее из самого ценного, что есть у человека – из его ауры, или, черт его разберет, как здесь это называется. Мальчишка явно не хотел бы идти на такие жертвы, но Чарльзу, честно говоря, было плевать на желания мальчишки. Однако он тоже был ему нужен. Пока что был нужен.
Когда необходимость в поддержании легенды исчезла, он перестал тратить силы на поддержание необходимого облика. Голос изменился, стал хриплым, пожалуй, даже сиплым. Такой голос мог быть у ракового больного, которому опухоль вырезали вместе с большей частью гортани, спина неестественно выпрямилась, а над губой алым цветком расцвела язва – на том же месте, где расцветала всегда, когда Чарли был человеком. Он поморщился – да, эту дрянь вырежут только хорошие хирурги, и то до следующей реинкарнации, а пока что нужно смириться с небольшими неприятностями. Навряд ли кто-нибудь из знакомых сэра Мелифаро его сейчас бы узнал, но как раз это Чарли заботило меньше всего.
– Рад, что ты не стал принимать опрометчивых решений, именно потому я сейчас говорю с тобой, а не с этим, - он провел руками вдоль обретенного тела, как бы разделяя свою сущность и сущность мальчишки. Ухмыльнулся, хотя это приносило боль, - Уж поверь, если тебе так уж приспичит меня убить, то придется сильно постараться. Всегда есть пути к отступлению, - как будто он когда-то по собственной воле стал королем скорпионов. Его так же прикончили. Глупо и бессмысленно, всадив пулю в затылок, раздробив мозг где-то на окраине Махико, когда Чарли, или, если так будет угодно, Сантьяго Перейра, мочился на засохшую траву после трех лишних пинт пива. Такой глупой и нелепой смерти на его памяти еще не было, зато он раз и на всю жизнь получил хороший урок – никаких изменений сознания в его жизни происходить не должно.
И после этого – бесконечно долгие годы, проведенные в пустыне, в бесконечной жаре, мутирования оболочки, подстраивающейся под мир, рушащийся под натиском химической войны. Чарльз был готов пойти на повторение этого кошмара, но только в том случае, если не будет иного выхода.
– Это большая честь, впервые за долгие годы поговорить с рассудительным собеседником,  - мужчина говорил серьезно, в голосе не было ни намека на иронию. Он даже перестал улыбаться собственным мыслям, но не для того, чтобы придать важности своим словам – язва попросту мешала ему это делать, - Но предпочел бы убраться отсюда. Мое предложение посетить какой-нибудь из ваших замечательных трактиров все еще остается в силе. Я не хочу черпать энергию из неприкосновенного запаса мальчишки, пока не вижу в этом смысла. И тебе, если все-таки решишь меня убивать, потребуется чуть больше сил, - он говорил заботливо, словно его всерьез волновало самочувствие сэра Лонли-Локли. А даже если и так, то что с того? Раз уж не вышло сыграть на легенде «я слабый мальчик, большой сильный дядя, защити меня», то необходимо становиться бизнесменом, переходить на деловые отношения, а партнеры до поры до времени высказывают заботу друг о друге. До тех пор, пока им это выгодно.
– Там и потолкуем. Долго, обстоятельно и без лишних эмоций. Я ведь не ошибаюсь? Ты не любишь лишние эмоции?
Данная клятва его сильно смущала. Похоже, этот мир не из тех, где клятвы давались с той же легкостью, с которой и нарушались. Но любую из них все равно можно обойти. Главное для этого быть хорошим адвокатом или же просто парнем из тех, которые в любую дырку без мыла пролезут. Чарльз был и тем и другим, а потому мог надеяться, что ему все-таки удастся договориться с Шурфом. Пока что у него при себе была парочка козырей, и не хотелось думать, что может произойти, когда масть вдруг сменится. А подумать бы следовало.

– Давай отбросим официальный тон? Ведь мы же почти родственники, - хохотнул Чарльз, в ту же секунду скривившись от боли. Он уже успел забыть, как сильно раздражают такие вещи, как проблемы с кожей. Но ничего, скоро привыкнет, человек ведь ко всему привыкает, не так ли? А ведь Чарли теперь человек, и он может наслаждаться всем, чего лишил себя практически добровольно. Он вдыхал свежий воздух, чувствовал брызги воды на коже, он собирался поужинать, и всерьез задумывался о том, чтобы найти себе женщину. Воздержание, конечно, ключ к успеху, но не настолько длительное. Да. После того, как он завершит все свои дела здесь, то обязательно найдет женщину.
– Я хочу быть с тобой откровенным, миста Шурф, раз уж пришло время разговоров. Ты говоришь, что в городе много тел – и это правда. Бесчисленное множество унылых, бесполезных, разжиревших и не осознающих собственного могущества тел, которые мне на фиг не сдались, - в голосе промелькнула тихая ярость, Чарли ненавидел таких людей. Они были абсолютно бесполезны. Их даже убивать было скучно, разве что использовать в собственных интересах, переставляя как пешки в шахматной партии. Нет, если уж и тратить свое время – так на представителей сильных мира сего, тех, кому не стыдно бросить вызов.
- У любых талантов есть границы, тут можешь быть покоен. Думаю, ты слышал о реинкарнациях, переселениях душ? - а если и нет, то последняя формулировка говорит сама за себя, - Я не могу сменить оболочку, пока хозяин сам меня об этом не попросит. Неужели ты думаешь, что меня прельщала жизнь зверя? Когда все твои мысли атрофированы и за каждую крупицу разума, сознания, того, что называется «эго» приходится бороться? Мальчишка не собирался совершать таких глупостей, как приглашать какого-то монстра в свое сознание.
Губы растянулись в подобие усмешки, бледной, неживой.
– Он меня пожалел, а жалость – благостная почва для убеждений,- закончил Чарльз, надеясь, что эта оплошность бывшего ученика сэра Шурфа как-нибудь, да заденет того. Эмоций он, конечно, не покажет, нет. Этот не из таких. Этот будет казаться бесстрастным даже если на его глазах расстреляют несколько десятков младенцев. Но что творится в душе таких типов – порой загадка даже для них самих.
– Так что, повторюсь, никуда я от тебя не денусь, пока дела наши не будут закончены. Мне это не выгодно, - да, эго он сумел не только сохранить, но и умножить в разы.
«Думаю, этот сумеет отличить истину от лжи. Он сам долгое время был Истиной во плоти – что за бред?! – а потому мне нужно быть предельно откровенным».
Это было несложно. Говорить правду можно постоянно. Можно говорить правду, даже когда лжешь, но мужчина просто этого не любил. Он старался унять свое нетерпение, оно могло сильно навредить, но ему уж очень хотелось насладиться всеми прелестями человеческой жизни.
«А ведь я по-прежнему удивляюсь тому, как все-таки высоко быть человеком», - он вздохнул. Ему предстоит испытать еще много мелких удивлений, досадных разочарований и других ностальгических чувств. Но это не главное. Главное – он на свободе, на свободе от самого себя, и теперь единственной целью является свободу эту сохранить. А сделать это можно только убедив настоящего гада перейти если не на его сторону, то хотя бы стать временным союзником.
– Здесь? Здесь, конечно, прекрасно, когда можно дышать, двигаться на земле, а не под нею. Но наслаждаться жизнью можно и в ином месте, - в голосе Чарльза появилась какая-то детская наивность. Но разве может этот понять весь восторг от бытия человеком? Люди ценят только то, что однажды уже потеряли. И самый легкий способ сделать человека счастливым – это сначала отнять у него что-то ценное, а затем вернуть. – Моих малышей здесь нет. Ты их всех убил, - он попробовал добавить в голос укоризны, но получилось не очень хорошо. Если Мору было практически плевать на весь его выводок, то Чарльзу он был совсем уж до лампочки, - Считай, сделал всю мою работу за меня, и я говорю, спасибо тебе. Можешь прокладывать свою Тропу, думаю, моих знаний хватит на то, чтобы последовать за тобой самостоятельно. Не хочу ходить в должниках с самого начала знакомства.
В голове вдруг помутнело, весь Мир стал каким-то эфемерным, на долю секунды – не более, и мужчине вдруг стало жаль последнего из своего рода. Мальчишка к нему привязался, мальчишка полюбил уродца – несмотря на то, что видел какие дела творят ему подобные. И теперь он очень сильно негодовал.
«Нет, нет, мальчик, иди на фиг. Взрослые дяди разговаривают, а ты все испортишь. Ты всегда все портишь, так что будь добр, раз в жизни, не лезь не в свои дела», - подумал мужчина, вновь обретая контроль и запирая сознание мальчишки в своеобразную темницу, чтоб и далее не рыпался.
– И это ты тоже заметил, - спокойно подытожил Чарльз, не собираясь терзаться этим вопросом. Очевидно же, что от такого мало что может укрыться, тем более, когда часть карт вскрыта и нужно быть начеку, - Раздвоение личности. Ну, да тебе это знакомо. Идем?

Чарльз уже потерял интерес к диалогу, однако продолжал слушать Шурфа с вежливой улыбкой усталого коммивояжера. Его занимали свои собственные мысли, из рода бытовых мелочей, главенствующей из которых была мысль о «пожрать». Ему не хотелось слушать Лонли-Локли здесь. Если уж говорить честно, то этот пляж успел изрядно осточертеть мужчине. К тому же, теперь он чувствовал присутствие дурной смерти, несколько давящее на человеческую оболочку. Не очень сильно, но все-таки…
Он подал голос только единожды, уставившись на свои ботинки, словно бы в смущении, на деле же для того, чтобы Шурфу не было заметно злой усмешки в глазах: наставляли Чарли как дите малое, и он, как дите малое не собирался пользоваться этими наставлениями.
– Тогда ты позаботишься о том, чтобы мы не встретили твоих крутых шаманов.
Не будет он сидеть и выделываться на радость публике. Как будто мало в их городишке разноцветных павианов, орущих всякую несусветицу. Шурфу же самому тошно станет!

Он ступил на Темный Путь с некоторой неуверенностью, не зная, куда его это может закинуть. Конечно, они с Лонли-Локли заключили соглашение, но кто знает, этот ведь – настоящий гад, во истину гнусный мужик, и он может сделать все, что угодно. Например, отправить сэра Чарльза прямиком в какой-нибудь из кругов Ада (знания о мире подсказывали, что Шурф выберет именно тот, в котором говорится что-то о кале зловонном, но, возможно, это были предубеждения хозяина тела).
«Ну, если бы у меня был друг. И личину этого друга приняла бы какая-нибудь гнусная тварь, то я перегрыз бы ей горло, наплевав на то, что вместе с ней умрет и он. В ином случае – ему же хуже, во всех иных случаях. Если бы, конечно, тварь не сделала мне предложение, которое нельзя отклонить».
Обдумывая эти мысли, мужчина оказался перед дверьми какого-то здания. Трактир. Он не смог прочитать букв на вывеске, но раз уж это был не круг Ада, значит, соглашение пока еще в силе.
Однако больше его поразило ужасное скопление людей на улице. Они шли со всех возможных сторон, парами, тройками, поодиночке, улыбаясь каким-то своим мыслям, разговаривающим, смеющимся. Его внезапно охватил какой-то панический ужас, мужчина с трудом подавил крик. Слишком много людей. Хотелось забиться в какую-нибудь щель, и переждать, пока они все исчезнут сами собой. Если нельзя убивать и невозможно контактировать, то что еще ему остается делать?
Чарльз был одиночкой в прежней жизни, и слишком много лет провел один, чтобы так запросто если не стать душою общества, то хотя бы не бежать из него, бешено вращая глазами от ужаса. И бесполезно было надеяться, что Шурф не заметит этого дикого приступа социофобии.
Он опустил глаза и заметил, что вцепился рукой в дверную ручку, замерев на месте, словно восковая фигура самому себе.
«Кончай придуриваться!» - приказал он себе, сначала потянув, а затем, и толкнув дверь, и ощущения от этого приказа были как от пощечины, - «Давай, пугайся общества, стой на месте с глазами зашуганного енота, еще дрожи в голос добавь, и тогда он обязательно получит то, что хочет, а ты останешься с большим пальцем в заднице. И повезет, если вообще останешься».
Он ухмыльнулся, сбрасывая оцепенение, и вошел в трактир с закрытыми глазами.

– Ты явно не будешь ждать, пока я пообедаю как белый человек, поэтому ближе к телу, - он побарабанил пальцами по столу, недовольно косясь в сторону кухни. Жрать хотелось так, что Чарльз был готов обходить столы с воплями «подайте на пропитание бывшему депутату» - и все это как минимум на шести-семи языках. Но он держался. Сколько терпел – и еще потерпит, - Так вот. Гарантии. Я тебе их предоставить не могу.
Он развел руками, дескать, и хотелось бы, но это исключено.
– Но включи логику. Если душа этого мальчика умрет, то у меня не будет преимущества перед тобой. А уж поверь, случись такое – ты это заметишь, - нет, с этого Чарли не поимел бы никакой выгоды. Во-первых, начинала болеть голова, что предвещало серьезные неприятности. Неужели, он составил ошибочное мнение о сопляке? Неужели тот будет бузить и бороться, пока не покинет этот мир? В таком случае, необходимо действовать очень быстро, ведь если мальчишка будет бузить и пытаться вернуть контроль, то и Чарльзу придется сильно постараться, чтобы не допустить этого. Да еще и играть с сэром Шурфом в игру «у нас все в порядке». И, во-вторых, шаманы. Если умрет этот, то Чарли будет заперт, не сможет никуда деться, пока не прикончат тело. И кто может с чистой душой сказать, что условия для перехода будут благоприятными?
– Поэтому сразу скажи, на каких условиях ты согласен вести  деловые отношения, а я решу, стоит ли мне их принимать, или нет.
У него уже было несколько идей, но мужчина не торопился оглашать их все вслух. Сначала хотелось выслушать собеседника, чтобы, в случае чего, иметь преимущество.

Сперва он дождался заказа, а затем медленно, с деланной ленцой принялся ковыряться вилкой в еде, словно бы это и не он громче всех орал о том, как хочется жрать. Все лучше, чем говорить с набитым ртом, наблюдая как куски пищи вываливаются обратно в тарелку. Не самое приятное зрелище.
– Сэр Шурф, а ты не пробовал выражаться проще? - с кривой усмешкой поинтересовался Чарльз, мозг которого едва ли усвоил всю эту долгую речь. Да, насчет обстоятельности он не ошибся, он вообще редко ошибался в людях, но чтобы люди говорили настолько обстоятельно… да, мастерство не пропьешь, - Типа будь проще, и люди к тебе потянутся. Не слышал о такой философии?
Впрочем, до задницы ему была философия Шурфа Лонли-Локли, как и любая другая философия. Мужчина еще подумал, что тот советует быть кратким, в то время как смысл, который можно заключить в двух-трех предложениях, растягивает на целую пространственную речь. Впрочем, Шурф похож на любителя максимально возможной точности.
– Опасаюсь? Нет, скорее, слегка переживаю, что мне придется несколько отвлечься от увлекательной беседы с тобой, если мальчишка начнет рыпаться. Ты когда-нибудь видел, как мухи пытаются пролететь сквозь стекло? Бессмысленно, бесполезно и раздражает, - он мягко улыбнулся, ничем не выдавая паршивости своего состояния. «Муха» досаждала усиливающейся головной болью, сосредоточиться на чем-либо было весьма затруднительно, а люди вокруг просто досаждали. Когда-то он и думать забыл о своей фобии, но теперь приходилось тратить серьезные силы на ее усмирение. Это не входило в планы мужчины, но он пока справлялся.
«А если/когда перестану справляться, то это грозит серьезными неприятностями», - он посмотрел в тарелку с супом так, словно на дне ее были заключены ответы на вопросы о мироздании, - «Серьезными неприятностями… Только пока еще не придумал, кому именно они грозят».
А ведь вариантов было великое множество, в этом Чарльз не сомневался.
– Держи друзей близко, а врагов еще ближе, - еще одна мягкая улыбка с опусканием взора в тарелку супа, вкуса которого мужчина не чувствовал. Главное – пища. Главное, он ощущает, как силы вновь возвращаются к нему, возможно, минут десять спустя, он будет выглядеть чуть лучше, чем только что эксгумированный труп. Впрочем, как и вопросы вкуса пищи, вопросы внешности его не сильно беспокоили. Не на конкурс красоты «Мистер-Стержень» собирается. Мужчина ухмыльнулся, уловив двойственность сравнения, и все попытки казаться вежливым и скромным сошли на нет.
«Значит, я правильно оценил расстановку сил. Когда надо – этот парень пойдет по головам, пускай это будут и головы своих. Неужели одного поля ягоды?» - он вновь поднял взгляд, оценивая, пытаясь просчитать все на несколько ходов вперед, но терпя неудачу в этом, казалось бы простом деле. Зато одно Чарльз уяснил точно: нет, не одного. Жаль. При благоприятных условиях этот парень смог бы оказаться неплохим союзником, теперь же трудно рассчитывать и на партнерство.
– Но ты мне не враг, это точно. И не друг, - и какого, скажите хрена, они тогда сейчас сидят в трактире, словно бизнесмены, ведущие какое-то важное собеседование в неофициальной, так сказать, обстановке? – И, разумеется, к твоим крутым шаманам я с тобою не пойду. Этот визит вежливости не принесет никому пользы: ни тебе, ни мне, ни им. И, чтобы извлечь из нашей встречи максимальную выгоду, лучше бы тебе предупредить их заранее о внезапно обнаружившихся делах. Думаю, нет смысла лгать кому бы то ни было, тем паче, здесь не принято интересоваться, какие такие дела задерживают человека. К тому же – тебя.
Мужчина откашлялся, сцепив руки в замок и прижав их ко лбу. Голова болела нещадно. Надо заканчивать дело скорей, иначе она просто разорвется, боги в свидетели – расколется как дыня под ударом ножа, а, насколько Чарли знал, нет в голове ничего особо занятного, чтобы проверять это на личном опыте.
– Я хочу просить тебя о помощи. Вчера мы, вы, были в вашем местном бедламе с таким смешным названием, - мужчина наморщил лоб, почему-то очевидные вещи подчерпывались из памяти с куда большим трудом, чем какие-то знания, - Приют безумных, верно? Ты орал и требовал продолжения банкета, надзиратели орали от ужаса, девочки орали от восторга, пациенты орали просто так, за компанию.
Картина была какая-то смутная, вся в тумане. Еще одно доказательство тому, что пить вообще вредно, а пить много – шиздец как вредно. Когда-нибудь это доконает человечество, вот, мальчишка, например, действительно практически ничего не помнил из вчерашней ночи. А то что помнил хотел поскорее забыть. К примеру, факт измены, или того, что он вообще нажрался в щи вместе с сэром Шурфом.
– Но там наверняка есть такие, которые не орут? Которым вообще до задницы все происходящее в мире, которые и дышат-то скорее по инерции, в силу привычки?
Он не знал, как лучше выразить свои мысли, поэтому перешел на язык жестов, еще более скудный, чем язык слов – сделал рукой какое-то неопределенное движение, как человек, просящий, чтобы ему подсказали какое-то слово, которое он никак не может вспомнить, но оно все вертится у него на языке.
– Я могу стать кем-нибудь из них. Не самое удачное решение, но это просто – меня на таких учили, и не требует особых трудозатрат. Более того, обещаю покинуть этот мир как только так сразу, не причиняя особого вреда вашим жителям. Они мне не нравятся, - последнюю фразу Чарльз сказал шепотом, как бы по секрету. И замолчал, не считая нужным задавать и без того очевидные вопросы.

Нет, похоже, дипломат из сэра Шурфа более чем хреновый. Жаль, жаль, Чарльз так рассчитывал  на его способность мыслить хладнокровно. Он расстроен. Ах, какое горе! Как же теперь жить, что делать?! Мужчина усмехнулся, поняв, что начни он сейчас ломать комедию с выкрикиванием данных фраз – только время потеряет. Чарльз не стал потакать душевному порыву и начинать психовать после речи Шурфа. В конце концов, ему никто и не обещал, что все будет проще. Более того, он смог бы справиться один, но прекрасно знал, что этот конвой не отгребется, пока не убедится в безопасности граждан, а заодно и благочестивости планов самого Чарльза.
– Во-первых, можешь угребывать на свою работу, - в тон сэру Шурфу ответил мужчина, по-прежнему вежливо улыбаясь, - Силком я тебя здесь не держу. Скорее наоборот. Во-вторых, я прошу тебя о помощи только потому, что иначе ты не отвалишь. А мне, как и всем, тоже хочется жить, и, по возможности жить без разбирательств с тобой. Я отдаю должное твоему мастерству, и не хочу, чтобы наша случайная встреча окончилась для кого-либо большими проблемами. В-третьих, подлость – понятие относительное. Не вижу ничего дурного, чтобы помочь несчастному дурику, вытянув его из тех мест, где скитается его душа, дав, так сказать, новую жизнь. И к тому же я не слышал пока твоих предложений. Неужели есть более удачные идеи обставить все так, чтобы и волки остались сытыми и куры целыми? И, в-четвертых, ты не обязан мне верить, пускай и наше вынужденное партнерство обуславливает всего одну вещь – доверие и главный закон медиков «не навреди».
Единственное, чем мужчина выдавал свое раздражение, это слегка подергивающимся указательным пальцем левой руки. Господи Иисусе! Да что ж это за человек такой? Он его не понимает, черт возьми, не понимает. И можно было уже начинать бегать по трактиру с нецензурными воплями, подбегать к людям, и, тыча пальцами в сэра Шурфа просить объяснить Чарльзу всю хрупкую организацию его души, его логику, его…
Мужчина вздохнул. Выдохнул, чуть прикрыв глаза. Порядок, полный порядок. Он будет думать о чем-нибудь добром и приятном. Например, о методичном расчленении собеседника ржавым тупым ножом. Чарльз не будет психовать. Он не будет срываться. Все в полном порядке. Скорее, Шурф сорвется первым – вот зрелище-то будет! Этот городишко надолго его запомнит.
– Твоя неприкрытая агрессия меня огорчает, сэр Шурф, - мягко улыбнулся мужчина, - Мы ведь не враги, не так ли? Мои способы тебя почему-то не устраивают, но и от тебя я ничего дельного еще не слышал. Попробую задать вопрос еще раз: Что ты собираешься делать, о, Великий Магистр? - он все-таки сорвался на язвительный тон, не смог удержаться, не смог не задеть. Ведь не зря же сэр Шурф так надрался накануне вечером, от хороших новостей люди не напиваются и не грустят. Если, конечно, Чарльз по-прежнему хорошо разбирается в людях.
Резкая серебристая боль вдруг пронзила виски. На секунду мужчине показалось, что в него вновь кто-то выстрелил, и теперь-то он не успеет ничего предпринять, потому что такого варианта в этом-то мире вообще не ожидал. Чарльз вскинул руки к лицу, обхватив голову, а затем мягко улыбнулся и прекратил сопротивление. Ну его к чертям. Пока мальчик будет у руля, Чарли может отдохнуть, набраться сил, изучить этого козла получше.
– Ты как-то слишком преувеличиваешь мои возможности, Лонки-Ломки. Или ты ничего не читал о природе Стражей? - ухмыльнулся Мел, с интересом крутя башкой, в попытках сообразить хотя бы где они находятся, - О, ништяк, супчик! Уже холодный…
Похоже, парень всерьез собирался заменить один раздражитель на другой. Но, в конце концов, не начинать же впадать в истерику и топать ножками только потому, что по его же дурости, теперь приходится делить сознание на двоих? Не самые приятные ощущения, но жить-то можно. И не стоит начинать петь себе хвалебные оды, видно было, что другой поддался.
– Мне, кстати, тоже очень интересно, что ты собираешься предпринять. Ну, знаешь, просто как стороннему наблюдателю, - Мел усмехнулся, с каким-то гадливым чувством понимая, что сейчас он попал в точку: действительно, как стороннему наблюдателю, - При всем уважении, твоим советом я сейчас воспользоваться не смогу.
Парень понадеялся, что сейчас не нужно будет приводить тысячу и один аргумент. Он мог бы попытаться, но чувствовал, что это бесполезно. Уж точно не здесь, посреди трактира, на глазах у тысячи зрителей, которые, их, возможно и не замечают, но колдовать мешают точно. И не сейчас. И, возможно, вообще никогда, потому что Мел чуть ли не физически ощущал, насколько это дурная идея – выкинуть пассажира куда бы то ни было, чтобы он окончательно выбился из под контроля и мог творить все, что пожелает его душа.

– Да ты маньяк, сэр Шурф, - усмехнулся сыщик, аккуратно складывая ноги на стол, и, как будто бы не замечая ни того, что он своротил кувшин на пол, ни того, что Шурф, похоже, скоро действительно выйдет из себя. И зрелище это будет не такое забавное, как ему казалось раньше. Впрочем, о том, чтобы замолчать, он пока и не думал. Это был своеобразный способ самозащиты от стрессовых ситуаций, если уж не впадать в показушную панику, то лучше трепаться без умолку и желательно выводя из себя всех, кто окажется в радиусе слышимости его слов, - С первого дня знакомства знал, что ты спишь и видишь, как меня прикончить. Да шеф почему-то не позволял, а тут такой шанс! - мужчина рассмеялся, но как-то нервно, вполне трезво осознавая, что это не такой уж и плохой выход из ситуации. Вообще отличный, честно говоря, если, конечно, не брать в расчет его собственное мнение. Но, перехватив взгляд Шурфа, Мел театрально закатил глаза и покачал головой:
– Все, я заткнулся.
И действительно надолго, примерно на полминуты, замолчал, уставившись куда-то сквозь стену и прижав сцепленные в замок пальцы к губам. Автоматически отметил, что зрелище сейчас еще то – хоть картины малюй, если, конечно, найдется такой художник, который сможет запечатлеть тело, находящееся в бездействии столь мало времени.
– Мне вот одно интересно, Шурф, - наконец очнулся Мел, водя пальцем по поверхности стола, словно пытаясь написать какой-то неведомый иероглиф. Он уже принял решение, осталось только уговорить бывшего коллегу согласиться. А уж это задача не из легких. Особенно, учитывая, что парень теперь не мог нагло и в личных целях воспользоваться служебными полномочиями, исходя из того, что «надо значит надо», необходимо было придумать аргументы.
– Ты так бесишься, только потому что он тебя обошел?
Он скорчил гримасу типичной задумавшейся блондинки, и продолжил:
– Давай-ка будем опираться на факты, отбросив личные эмоции. Какое преступление совершил именно этот человек? - Мелифаро специально интонационно выделил последнее слово, чтобы тактично намекнуть Лонли-Локли на то, что как человек, Чарли пока не сделал ничего дурного. Хамил, пожалуй, много, ну так и Мел хамит по 22 часа в сутки без перерыва на обед и отдых. Даже ночью. Особенно, если его будили.
– Скажу тебе больше: мой клиент и не замышляет ничего дурного. По крайней мере, здесь. И, по крайней мере, пока некоторые не вынудят вести себя агрессивно и говном плеваться в сторону обидчика, - сыщик как-то автоматически перешел на тон высококвалифицированного адвоката, хотя что-то ему и подсказывало, что высококвалифицированные адвокаты не упоминают слово «говно» в своей речи.
– Я же полностью признаю свою ошибку, и считаю, что именно мне ее и исправлять. К тому же, это будет выгодно нам обоим. Более того, скорее всего, есть возможность ее исправить без жертв среди обывателей. Ты все верно сказал, можно выйти на границу, но только не ту, которая внутри. Это также умно, как против ветра ссать. А вот на Темную Сторону можно и прогуляться. Вероятнее всего, что на Границе другой поможет выпнуть этого к такой-то матери, а дальше можно расходиться своими дорогами, - он вновь улыбнулся, как будто бы смущенно, но на самом деле оттягивая паузу, чтобы придумать, как бы получше отослать сэра Шурфа на его любимую работу. Что-то подсказывало сыщику, что только в таком случае безопасность всех троих, а заодно и нескольких дюжин столичных жителей будет в безопасности. Он и так не испытывает особого восторга от единства с этим малоприятным парнем, а если за спиной будет еще постоянно маячить идеальная машина для убийства, которая только что прямым текстом повторила, что именно убийство будет самым простым и быстрым решением всех проблем – вообще полный отстой.
– Но повторюсь: это моя ошибка. И моя проблема. И решать ее тоже мне. Так почему бы тебе не вернуться к Орденским мальчикам? - в голосе вновь промелькнула непонятная обида, похоже, он еще нескоро простит сэру Шурфу такую наглую эвакуацию из штата, - А я как-нибудь справлюсь. Сам.
Интересно, а в какой раз он за последние сутки говорит, что как-нибудь справится и нифига не справляется? Парень улыбнулся, понимая, что если произвести точные подсчеты, то веры ему не будет ни на грамм, но все-таки…надежда всегда умирает последней.