Мостовые Ехо |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Мостовые Ехо » Эпоха Кодекса (до 123 года) » As tears go by.
1. Место действия:
Дом у Моста.
2. Дата и время:
9 день 59 года Эпохи Кодекса.
3. Погода:
Ничего выдающегося. Пасмурно.
4. Участники:
Шурф Лонли-Локли, Ренива Калайматис.
5. Краткое описание квеста:
All I hear is the sound
Of rain falling on the ground.
I sit and watch
As tears go by.
Без комментариев. Совсем без комментариев.
![Ренива Калайматис [1]](http://forumavatars.ru/img/avatars/0012/02/20/97-1379199436.jpg "Ренива Калайматис [1]")
День не задался с утра. Чернильные тучи плотно обложили ясное небо, мешая ему сверкать своей белизной. Так странно было видеть такую непогоду, особенно с последней тенденцией теплых и солнечных дней. В соответствии с тучами, так отчаянно не желающими разродиться уже этим ливнем и освободить небосклон.
Ренива поглядывала в окно, как-то неуверенно перекладывая самопишущие таблички с места на место, видимо, не в состоянии сейчас найти нужную. Это было для нее не характерно, и то ли от погоды за окном, то ли от собственной непривычной рассеянности, леди хмурилась, что между темными бровями пролегала заметная складка. Дом у Моста был непривычно пуст, она пришла пораньше, чтобы сделать дела, которые отложила на сегодня. В срок, как и всегда.
Размеренные шаги возвестили о том, что кто-то из коллег наконец-то соизволил притащить свои конечности на службу. Впрочем, почему кто-то? Как говорят, милого узнаю по походке? Немного романтично, но суть передает верно. Ренива всегда отличала по походке настроение обладателя оной, как и имя, без сомнений.
- Хорошего утра, сэр Шурф! - улыбка как-то сама собой появилась на губах, открыв миру незабвенные ямочки на щеках. Почему-то видя этого человека Ренива всегда улыбалась. Вот только сегодня с ним было что-то не то. Как минимум его выдавало то, что его выражение лица проще опустить в молоко, чтобы то скисло, нежели отнести его к ответному пожеланию утра, какого бы ни было.
- Что-то случилось? - брови снова хмурятся, леди Калайматис уже думает о том, что стряслось в городе, ведь Лонли-Локли не будет просто так растрачивать эмоции понапрасну. Случилось что-то очень плохое, в этом не было сомнений.
А случилось невообразимое. Стоило только сэру Шурфу открыть рот, чтобы сообщить печальное известие, Ренива все поняла. Разве может он прийти на работу без напарника? На работу пришли в один день, быстро подружились. Два сапога пара, сэр Тотохатта ищет, а сэр Шурф доводит дело до финальной точки. Первая мысль была о том, как тяжело же этому мужчине остаться без друга. Без столь близкого друга, который бок о бок через столько с ним прошел.
Как-то неловко Ренива прижала ладонь к губам, мешая себе сказать что-то вслух. Почему-то казалось, что именно сейчас оно ни к чему. Именно сейчас она скажет только глупость. Ненужную, несовершенную и совершенно невовремя.
И лишь потом, спустя мгновение, боль утраты сжала сердце. Она успела привязаться к сэру Тотохатте, как бы мало они не общались. Она ко всем работникам Тайного Сыска привязалась, если быть честной. Мастер Преследования мог улыбнуться так, что никаких слов не нужно. И сейчас ей казалось, что Дом у Моста резко опустел. Призраком, таким же тихим и невесомым, как и всхлип, вырвавшийся откуда-то из глубины ее груди, пробежались перед ней воспоминания о Тотохатте. Уже не существовало этой приставки сэр, уже ничего не существовало. Как всегда, Ренива растворилась в своей боли полностью, ей казалось, что она чувствует знакомый запах где-то рядом.
Леди подняла голову, посмотрела на сэра Лонли-Локли. И резко, также как и захлестнула ее эта ненужная истерика, собрала все мысли в одну кучку. Если ей грустно, то каково ему? Не стоило быть настолько эгоистичной. Это казалось таким беспросветным эгоизмом, в самом деле.
Свинцовые тучи наконец-то разродились отборным ливнем. Он гулко стучал по подоконникам и крышам, стеной скрывая все происходящее в Ехо. А леди Ренива украдкой утирала слезы, как-то не вовремя и, как ей казалось, стыдливо, оказавшиеся на ее щеках.
Боли не было. Не было горя, ощущения потери. Была пустота – такая, от которой пропадало желание шевелиться, произносить звуки, вообще влачить дальше существование. И обломки нарушенного обещания царапали нутро – сказал, что убережёт во что бы то ни стало, и не смог.
Где же та лавина чувств, что едва не захлестнула его с головой в первый миг? Злость на дурня Тотохатту, который в очередной раз убежал вперёд, один. Острое понимание, что это случилось в последний раз и что на сей раз всё не обойдётся порцией нотаций, как обычно. Гнев, слепящая ярость в отношении убийцы – однако, к тому моменту, как до Мастера Пресекающего полностью, со всей невыносимой ясностью, дошло, что именно случилось, тот был уже мёртв, рассыпался в такой же прах, как и сэр Мастер Преследования. Да и не стал бы Лонли-Локли мстить, не такой он был человек. Заставил бы ответить по закону – то есть, пожизненное заключение. Если бы позволил себе хоть в чём-то сделаться пристрастным – насмарку пошло бы сразу всё, чего он вообще достиг за всё время своего бытия и сохранил к настоящему моменту. Как сложно выстроенная башенка, из основания которой выдернули поддерживающий элемент – всё рухнуло бы. Потерять не только Тотохатту, но и себя, сэр Шурф позволить себе не мог. И, поэтому, его враг остался бы в живых, если бы сразу сдался. Но тот предпочёл напасть и на него. Попытался, во всяком случае. Спасибо Чиффе и регулярным тренировкам – скорость реакции сэра Шурфа оказалась быстрее.
Тогда что-то было. К тому моменту, как он приехал обратно в Дом у Моста, заговорил с их леди-секретарём, не осталось ничего. Ни единой капли. Всё молчало. Всё умерло внутри, и он с отстранённым равнодушием существа, которого ничто уже не способно коснуться, наблюдал за самим собой и окружающими людьми. Словно за кем-то совершенно посторонним, незнакомым.
И компания, чьё бы то ни было присутствие поблизости, несказанно тяготила сейчас Лонли-Локли. Но что он будет делать, оставшись в одиночестве? Смотреть в одну точку, перебирая произошедшее посекундно и раз за разом указывая себе на допущенные ошибки? Писать что-нибудь не связанное с бедой и горечью, в тетрадь или читать, пробуя отвлечься?
Он был абсолютно уверен, что сможет победить смерть и поспорить с судьбой. И та, и другая – обе посмеялись над ним из-за грани своей Вечности. Забавный, глупый, маленький, самоуверенный человечек. Это ты нам хотел что-то доказать? Ну-ну. Вот тебе подзатыльник и манная каша, учись, потому что пока что результатов твоего детского рвения не наблюдается.
Неприятно так вот получать по загривку, даже если делает это кто-то старший и неизмеримо более мудрый. Чиффа-то ему хотя бы добра желал. И все, даже самые тяжёлые и опасные задания, шли Лонли-Локли в конечном итоге и по большому счёту только на пользу.
А это…
Сэр Шурф ненавидел проигрывать. И хуже, чем к смерти кого-то, кого он успел взять под свою ответственность, он относился только к возможности своей собственной. С этим противником компромиссов не было и не могло быть.
Да. Пожалуй, именно грешное самолюбие пострадало сильнее всех прочих чувств.
-Нужно работать, леди Ренива, - ровным, неестественно спокойным даже для него тоном проговорил Лонли-Локли. Во всяком случае, он обычно мог произвести впечатление человека скучающего или равнодушного, но живого, что-то думающего, по крайней мере – такого, у которого можно было заподозрить какие-то, пусть тщательно и безукоризненно подавляемые, переживания и эмоции. Сейчас там не осталось ничего. И о работе он заговорил для того, чтобы чем-то убедить себя в том, что он продолжает быть.
Смерть не является концом. Никогда не будет означать конец всего. Это лишь Вершители способны умирать, не оставив после себя ничего, кроме исторических хроник о совершенных ими чудесах. Но Мир - не так прост, как мог бы казаться. Если кто-то умирает, он как минимум остается в твоем сердце. А как максимум, от него остаются его завершенные дела, мысли, плотной дымкой витающие вокруг близких людей. Бывает же совсем странная ситуация, странная, но такая привычная для Сердца Мира - наваждение. Призрак твоей мысли. Или просто призрак, который своими очертаниями мучительно напоминает о ком-то драгоценном, незабвенном. И ты прокручиваешь в голове весь этот сладкий шепот, который напевает тебе на ушко что-то красивое и безумно притягательное. Не в силах оторваться от этого, утираешь подушечками пальцев выступившую слезу, все еще чувствуя, что вот он, сэр Тотохатта, сейчас откроет дверь, войдет широким шагом, улыбнется.
Но каково же сэру Шурфу сейчас? Первая мысль, еще до этого собственного, усмиренного списка эмоций, была о том, что Мастеру Пресекающему сейчас невероятно тяжело. Невыносимо. И она не знала, оставаться ли на месте, что-то сделать ли?
Спокойный тон, не менее спокойное лицо выбило из намеченной колеи даже Рениву. Если уж этот вечно стойкий, уверенный в своих силах сейчас похож больше на каменную статую, нежели на живого человека... Лонли-Локли чаще мог напомнить строгого учителя или же классического служащего какой-нибудь организации: идеально писал отчеты, всегда прямая спина, аккуратно разложенные вещи. Порядок в голове не отрицался так же, как и все предыдущее. Но сейчас, сейчас же что-то в нем было не так. Как бы он не старался показать свое равнодушие к произошедшему ужасному событию, привычные действия выдавали его с головой.
- Возьмите, пожалуйста, - Ренива протягивала кружку с горячей камрой, только перед приходом Шурфа принесенную из "Обжоры" вместе с маленькими, вкусными печеньицами, которые леди так обожала. И, честно говоря, предпочитала ни с кем не делиться своей страстью. Но сейчас был особый случай - поднос был подвинут в сторону коллеги. Не стоит думать о том, что предлагать еду человеку в таком состоянии - верх эгоизма. Нет, что вы. Жители Ехо устроены таким образом, что от любого потрясения с куда большим удовольствием выбираются, когда в руках у них ароматная камра от умельца.
Как-то так получалось, что Зал Общей Работы в последнее дни стал пристанищем для половины Тайного Сыска. Только сэр Джуффин, пожалуй, предпочитал уединяться в своем кабинете. Лишь он, подносы из "Обжоры Бунбы" и собственные мысли. И как ему не надоело? - Ренива дернула плечиком, возвращая свои мысли к объекту, сидящему напротив. Как-то не очень хорошо было увлекаться и думать о чем-то невнятном, в то время, как она приняла твердое решение во чтобы то ни стало вытащить из Шурфа всю эту отвратительную мерзость, что в нем засела. Сама же она принадлежала, видимо, к тому типу людей, которые, увидев пациента, тут же забывали о помирающих тещах прямо в гостиной, думая лишь о том, отчего же тещи вздумали заниматься таким прискорбным делом прямо на новеньком ковре.
- Мне кажется, нам прежде всего нужно поговорить. Вам так не кажется, сэр? - как-то виновато улыбнулась Ренива, будто отнимала у ребенка поломанную игрушку. Странно было ощущать себя в подобной роли рядом с самим Лонли-Локли. Но если не она, то это не сделает никто. Точнее, сделает. Но она боялась, что будет уже слишком поздно. Что-то нехорошее могло случиться с этим очаровательным, если он останется один в таком состоянии. Пожалуй, в такие моменты она склонна была согласиться с теми, кто говорил о ее сходстве с леди Сотофой. Странно было бы это отрицать.
Отредактировано Ренива Калайматис (2013-09-18 03:42:26)
Болезненнее всего – именно первое время. Когда на вещах ещё хранится, выражаясь образно, тепло чьего-то присутствия, и создаётся сладостная иллюзия того, что вот сейчас дверь откроется и человек зайдёт – и приходится напоминать себе, что это уже невозможно. Когда ещё не приучил себя обходиться без кого-то, и нехватка создаёт вакуум, который не так-то просто заполнить, потому что нечто внутри пронзительно и протестующе вопит – как же так, ведь прошло ещё так мало времени, и эту чашку ты будешь беречь как зеницу ока, потому что он из неё пил, и спать ты станешь на его подушке, пытаясь уловить хотя бы обрывок сновидения дорогого тебе человека… То есть, Лонли-Локли наверняка будет тяжело избавиться от предметов, напоминающих о Тотохатте, несмотря на то, что от слезливой сентиментальной тоски он был всегда весьма далёк… И использовать их он вряд ли станет, но и выкинуть или уничтожить рука не поднимется. Придётся ждать, пока этот недовольный глашатай сердца и души смирится и признает – да, его больше нет и никогда не будет, что ни делай, как ни старайся, чем ни занимайся.
И ведь ещё стремился не слишком давить на Тотохатту чрезмерной опекой, дурак.
Голову сдавило обручем свинцовой тяжести. Всё казалось каким-то ненастоящим, оторванным от реальности. В каком-то смысле для сэра Шурфа всё ещё не закончилось мгновение, когда меж его пальцев сыпался захваченный в горсть бесцветный пепел. Жизнь шла параллельно. Он одновременно пребывал и здесь, и там. А разум отвергал произошедшее, и не хотелось ничего – в том числе, обуздывать себя. Какая теперь разница. Всё равно бессмертия этим не добиться, какие бы сладкие речи ни заливал Чиффа перед тем, как они заключили между собой тот знаменательный контракт.
«Для чего было всё?» - зубчатый край обломка мысли расцарапал сознание, - «Почему я сам не сгинул вместе с ним? Вместо него…» - Тотохатта был ярким, жизнерадостным, он не мог так быстро исчерпать отпущенный ему лимит ощущений и впечатлений. А Шурф-то что, ему давно стало в принципе неважно, жить или умереть. Кеттариец обещал, что мёртвым Магистрам он не достанется, и этого ему было достаточно.
Он не успел. Как посмел задержаться? И почему сейчас так равнодушен, как будто его отгородили от мира не пропускающим ни звуков, ни запахов стеклом.
«Это ведь моя вина. Моя. Только моя, и ничья больше…» - но самоукоризна тоже не причиняла боли, лишь ещё надёжнее убивала, блокировала, отнимала даже бледные крохи эмоций, превращаясь в банальную констатацию факта. Чувство долга мучилось в предсмертных корчах на дыбе, но погибнуть не могло, а лишь снова и снова оживало для новой доли страданий. Лонли-Локли наблюдал за этой частицей себя с отстранённым интересом, как жестокий ребёнок – за жуком, которому поджигает лапки.
Мысли мешали, раздражали, угнетали, а избавиться от них не получалось – для этого требовалась абсолютная тишина, уединение часа на два в каком-нибудь удобном месте, желательно – нырнув с головой в бассейн с ненагретой водой, плюс ещё часа полтора дыхательной гимнастики.
-Говорить? – почти недоуменно посмотрел на леди Рениву сэр Шурф, потом опустил глаза и увидел в своих руках кружку с камрой, из которой, видимо – машинально, уже успел отпить. И сесть успел - интересно, когда? Сам лично не заметил, - О чём? – он и впрямь не понимал, о чём тут можно было разговаривать, что обсуждать и для чего. Тотохатту ведь этим не вернуть. И вообще ничем. За одну ошибку он заплатил такую цену, насчёт которой ему теперь надлежало внушить себе, что она являлась приемлемой платой за обучение – вдруг в следующий раз будет расторопнее.
Если следующий раз произойдёт, конечно. В чём Лонли-Локли уверен не был. Кого ему теперь доверят-то? Ему, никчемному и бесполезному и как друг, и как напарник.
Ренива и сама не знала, о чём говорить, но знала, что поговорить надо. Ведь если Шурфа сейчас не отвлечь, он... нет, до самоубийства дело не дойдет, но для друзей сэр Лонли-Локли умрет навсегда.
Леди Ренива прекрасно понимала чувства Мастера Пресекающего, она помнила свои чувства когда умер Тольто, большой лохматый пес, которого зацепило куском стены развалившегося дома в конце Смутных времен. Ренива очень злилась на того колдуна, но ещё больше девушка злилась на себя: "Как я только могла пойти гулять с ним в этот день! Зачем я пошла играть с ним именно в этот сад?". Леди сидела в саду, никого не замечала, с грустью смотрела на игрушки Тольто, на его любимое печенье и плакала. Несколько дюжин дней помощница леди Ханемер убивалась горем, потом навалилась куча работы и стало не до слёз. А сейчас Шурф находился в еще более тяжком положении,он видел смерть друга, а кучи работы, которая могла бы отвлечь Лонли-Локли не было, слава магистрам до конца года еще далеко.
Ренива отлично понимала, что если оставить Шурфа наедине с собственными мыслями, то он замкнется, будет уверен, что ни на что не годен, утонет в своей тоске или "Какой ужас!" уйдет из Тайного Сыска, заявив о своей профнепригодности: "Если я не могу защитить друга, то зачем пытаться защитить Ехо?". "Грешные магистры, какая глупость! Никуда Шурф не уйдет, это надо же такое выдумать! Сейчас он успокоится, подумает... Нет сейчас он не успокоится, надо ему помочь! Но как?" Ренива быстро перебирала все вещи, разговор о которых может отвлечь беднягу от его горя. "Книги? Но что о них можно говорить? Я даже не знаю, что он читает в последнее время. Работа? Нет, сразу вспомнится последнее задание, на котором Тотохатта... Стихи? Я слышала, что Шурф посещает поэтические собрания в "Трехрогой луне". Вот об этом и поговорим."
- Мало ли о чем можно говорить за кружкой камры, тебе ещё налить? Говорят, ты на собрания поэтов в "Трёхрогую луну" ходишь, Как думаешь, я могу туда сходить просто так, чтобы послушать хорошие стихи? - болтовня не помогла. Обращённый на леди Калайматис взгляд был красноречивее всяких слов: Ты о чем говоришь? Какие стихи, когда.... Шурф вроде начал принюхиваться. Надо попробовать устроить ему небольшую встряску. Ренива собралась с мыслями и обратилась к бедолаге в Мантии Смерти напрямик:
- Шурф! Тотохатта был отличным человеком, мы все очень сильно сожалеем, но не убивайся ты так! С чего ты только взял, будто ты виноват больше всех? Главный виновник уже испепелен, тобою же! Кроме тебя, весь Тайный Сыск виноват, что его отправили на это задание! То, что было, то прошло! Если ничего уже не вернуть, то зачем так страдать? Жизнь продолжается, она не стоит на месте, если ты посвятишь вдумчивому страданию всю свою оставшуюся жизнь, то пожалуйста, твоё дело! Только Тайный Сыск потеряет не одного, а сразу двух сотрудников, и кто тогда, скажи мне, будет ловить беглых магистров? Ты нужен нам всем: и Джуффину, и Кофе, и мне. И нужен ты нам таким, каким был прежде: невозмутимым, стойким, нерушимым, как замок Рулх, с твоим стремлением к точности во всем и начитанностью. А теперь успокойся, выпей камры и дождись Джуффина. Он придумает, чем тебе заняться.
Ренива не ожидала от себя такой словоохотливости и замолкла. Она надеялась, что растормошить Шурфа получилось, подобных речей она надеется не произносить ещё лет сорок, как минимум. Всегда получается плохо, Ренива не умеет красиво говорить, когда волнуется.
-Я понимаю, Ренива. Спасибо, - вежливо кивнул сэр Шурф, стараясь, чтобы леди не заметила, что он сказал это, дабы успокоить её, но на самом деле её слова совсем его не затронули. Ему было просто всё равно. Да – всё равно, он никаких эмоций ровным счётом не испытывал, ни грамма, ни крупицы, как отрезало. В некотором смысле – он сейчас не понимал, как вообще возможно ощущать что-то, кроме непосредственно посылаемой органами восприятия информации. Да, он будет работать, куда денется. Даже постарается, чтобы разница была неощутима. Погрузится в работу с головой, забудет об отдыхе и будет прерываться лишь на сон и еду. И не потому что хочется, а потому что так необходимо для нормального функционирования организма, - Со мной всё будет в порядке, просто дайте мне время, хорошо?- терпеливо попросил он, глядя девушке в глаза. Отставив кружку, Лонли-Локли устало потёр обеими ладонями в защитных рукавицах лицо, глубоко вдохнул, откинулся на спинку кресла и, запрокинув голову, опустил налившиеся свинцом веки, - Видите ли, для меня хуже всего – то, что я ничего не способен изменить, как бы ни старался. Всё кончено, без права на вторую попытку, без надежды когда-либо получить возможность всё исправить… Я привык, что могу хоть что-то поделать. Хотя бы попробовать, даже если неудачно, но обычно это хотя бы осуществимо. Но Тотохатты больше нет. И не будет, что ни предпринимай… Всё-таки действительно необратимое событие на этом свете – только смерть, и ничего, кроме неё. А своего первого настоящего друга я убил сам, собственноручно, - резко выпрямившись, с безукоризненно прямой спиной, опустив руки и скрестив их, точнее - положив одну на другую, Шурф вперил горящий взор, резко контрастировавший со спокойным, даже немного скучающим, задумчивым и флегматичным тоном его речи, в Рениву, как будто одним взглядом хотел прожечь её тело насквозь, испепелить. Тяжесть и мрак плескались в зрачках. Обычно серые, радужки потемнели. Застывший, чуть ли не мертвящий взгляд человека, который больше не ощущает себя живым, - Я смогу жить дальше. Мой мир не разрушен, просто появилась необходимость в серьёзной его переорганизации. И даже уже знаю, в каком конкретно пункте. Знаете, я понял, что лучше ни к кому не привязываться на этом свете. Бессмысленно… Благодарю за камру, леди, - Шурф поднялся на ноги и, отвесив сухой церемониальный полупоклон, чуть ли не печатным шагом прошёл в свой кабинет. Дверь закрылась. И, кажется, открыть её теперь можно было лишь изнутри. Или уничтожить – но порчей имущества коллег в Тайном Сыске обычно не занимались. И хвала Магистрам, потому что в тишине стало как-то легче. Мнимо, вероятно, но всё же.
В груди, то ли над, то ли под сердцем, то ли со всех сторон сразу, что-то надсадно болело, глухо, щемяще, сжимало, как будто пора навестить знахаря. Только Шурф, сам получивший некоторые навыки подобного рода, понимал, что ни заклинания, ни снадобья ему не помогут. Только терпение и выдержка. Несколько лет просуществовать в таком режиме - и привыкнет. Обязательно привыкнет. Как будто впервой ему не думать ни о чём и ни о ком, кроме своих профессиональных обязанностей. Так гораздо проще и удобнее.
Ренива посмотрела вслед Шурфу. Она понимала, что Шурф хочет побыть один. Не хуже она понимала, что мешать одиночеству Шурфа сейчас небезопасно. Леди села за свой стол, налила себе камры, и осознала смысл сказанных Мастером Пресекающим слов. "Первого настоящего друга... Друга... Убил сам... Своими руками... Сам убил... Шурф убил своего друга..." Все это не укладывалось в голове. Потом мелькнула страшная мысль "А кто убил Тотохатту? Нет, нет. Шурф не мог, даже случайно, с Шурфом случайностей не бывает...". Ренива почувствовала острую необходимость узнать, как умер Тотохатта. Найдя табличку, на которой было имя магистра, которого преследовали друзья, леди секретарь собралась и представила как всё было: Мастер Преследования идёт по следу, спешит вперёд... Мастер Пресекающий идёт, как всегда, не прибавляя шагу... Заходят в какой-нибудь старый дом... Тотохатта нарывается на засаду... Когда Шурф пришёл, было поздно... От выдуманной картины на глазах встали слёзы. "Тотохатта...". Горе сдавило горло с новой силой. К Мастеру Преследования все относились, как к младшему брату. Он всегда мог развеселить коллег, придумывал необычные решения сложных задач. Его энергия, казалось, никогда не кончалась, даже после трудного рабочего дня, Тотохатта оставался помочь Рениве убрать таблички на место.
Кое-как вынырнув из моря печали, Ренива напомнила себе о лежащих в беспорядке табличках, о том, что надо будет доложить о смерти Тайного Сыщика Джуффину, вечером сделать доклад в Семилистник... Отвлечься работой не получалось, мысли всё время возвращались к Тотохатте и Шурфу. Тут проснулся Куруш, буривух сэра Джуффина и попросил орехов, попутно удивившись, что Ренива не вспомнила о них сама... Съев последние орехи, Куруш потребовал, чтобы ему все рассказали "И как он догадался?". Обрадовавшись возможности вылить на кого-либо свою тревогу, Ренива рассказала буривуху о смерти Тотохатты и о своих переживаниях. Выговорившись, Ренива выслушала мнение мудрой птицы, собрала таблички, разогрела камру и услышала шаги.
![Джуффин Халли [z]](http://forumavatars.ru/img/avatars/0012/02/20/165-1388603655.jpg "Джуффин Халли [z]")
Когда Джуффин переступил порог Управления Полного Порядка, он сразу почувствовал что-то неладное. Это прямо-таки витало в воздухе. Нет, это была вовсе не угроза, не предчувствие опасности. Это было нечто совершенно другое. Скорбь, горе, несчастье, душевная боль. Что-то произошло, что-то плохое. Что-то, что по настоящему смогло расстроить работников Тайного Сыска. Предчувствия редко обманывали Халли, почти никогда, особенно в последнее время. Порою это даже раздражало, предсказуемость. Само по себе она немного противоречила любопытной натуре Чиффы. Но не настолько, чтобы пытаться это изменить или отказаться от этого.
С каждым шагом по хорошо знакомому коридору приходило осознание, что случилось нечто неизбежное и непоправимое, нечто вне его власти. Дверь в его кабинет. Голос Ренивы, кажется она беседует с Курушем. Возможно, при других обстоятельствах он бы позволил себе замереть и прислушаться, просто из любопытства понять о чем она говорит, прежде чем войти. Но не сегодня. Вместо этого Халли положил руку на ручку и открыл дверь.
-Что случилось, Ренива?- тут же, с порога осведомился Джуффин у девушки, видя на ее лице подтверждение его плохих предчувствий. Он сделал еще один шаг и понял, понял что кто-то умер. Кто-то из его людей, кто-то из его маленького ордена. Кто бы это ни был, хорошего в том не имелось абсолютно ничего.
-Кто?,- снова задал он вопрос тихо, и по его интонации легко было понять смысл такового. В конечном итоге, когда ты чувствуешь, что произошло что-то плохое и одновременно непоправимое, это может значит только одно. Ведь все остальное можно исправить. Как правило. Если разобраться, незаменимых людей тоже не бывает. Но его люди, они все уникальны. Кто это мог быть? Шурф? Нет, это точно не он, Джуффин чувствует его присутствие недалеко, в его кабинете. Кофа? Неужели со старых хитрецом могло что-то случиться? Поверить в это было очень сложно. Вариантов оставалось не так много...
Отредактировано Джуффин Халли (2014-01-28 04:29:39)
Кажется, Джуффин все понял, слава магистрам! Ренива сейчас не смогла бы произнести более одного-двух слов, а составить связный доклад было немыслимо. Короткий вопрос - короткий ответ.
- Тотохатта. - Рениве потребовались немалые силы, чтобы ответ звучал более-менее спокойно. Леди налила себе и шефу камры. "За это утро я выпила больше камры, чем за последние сутки. Какой кошмар." - подумала леди Калайматис. Обычно она была против бесконечных обедов и перекусов на рабочем месте, вслух не возмущалась, но обедала только в трактире. А тут - поглощает камру чуть ли не ведрами, пытаясь потопить в ней печаль. Посмотрев на шефа, леди увидела, что он уже сел за свой стол и пьет вторую кружку камры.
Тишина в Доме У Моста была гнетущей. Ренива размышляла, что надо бы завести беседу, а то так и с ума сойти недолго. Вдруг раздалась ставшая уже привычной брань сэра Бубуты Боха. Раньше, эти монологи о сортирах только смешили леди секретаря, но сейчас было не до смеха. Речь Бубуты казалась неуместной, Ренива впервые почувствовала желание силой заставить начальника полиции заткнуться, да так, чтобы он ещё дюжину дней заикался. Стараясь отвлечься, леди посмотрела на так и не убранные самопишущие таблички, назвала себя лентяйкой и продолжила работу. "Джуффин пришел, он все знает, он поможет Тайному Сыску пережить этот день......" - раньше леди не боготворила Джуффина, с удовольствием ловила его на ошибках, но сегодня ей хотелось верить, что хоть кто-то может со временем вывести Малое Тайное Сыскное Войско из уныния, что так плохо будет не всегда, что потом, когда-нибудь ребята снова будут пить камру и смеяться, обсуждая последние слухи....
Может, не все так сильно грустили, как леди Ренива, но ей казалось, что бесконечное горе и уныние овладело всеми, даже Кофой, который еще ничего не знает. Никогда леди не было так плохо, ведь Тотохатта, который всегда делился с окружающими своим хорошим настроением больше не было.
"Значит, Тотохатта". Работа в Тайном сыске опасна, а работа Мастера Преследования опасна вдвойне. Не слишком они умеют себя контролировать, когда стоят на следе. Совсем не умеют, если разобраться. Расстроился ли сэр Почетнейший Начальник? Да, конечно, никто не любит терять своих людей. Но конечно далеко не так, как Ренива и конечно же не так, как сэр Шурф. Люди иногда умирают, и сделать с этим ровным счетом ничего нельзя. Есть вещи, перед которым бессильны даже самые могущественные Магистры.
Какое то время Джуффин стоял и ждал, что Ренива продолжит, расскажет, что же случилось, но она молчала. Поняв что рассказа он не услышит, и, видя ее страдания, он подошел к девушке и коснулся ее руки теплой ладонью. "Иногда можно, хотя это и не правильно...Человек должен уметь сам справляться со своими чувствами, даже такими..." Это должно было на время избавить девушку от душевной боли, а потом? Потом она и сама справится, в этом Халли не сомневался. Она была умная и способная девочка, лучшая ведьма Сотофы. А это многого стоит!
-Напиши отчет. Монотонная работа помогает успокоиться ,- тихо, можно сказать ласково и одновременно успокаивающе сказал он. Говорить что "все будет хорошо" он не стал, оно-то, может и будет, но не такие слова говорят, когда умирает человек. Он до сих пор не знал, что произошло, но внутреннее чутье подсказывало Джуффину, что говорить он должен с Лонли-Локли. Более того, он чувствовал, что невозмутимый Шурф сейчас совсем не такой невозмутимый, как ему полагается быть.
-Мне надо поговорить с Лонли-Локли,- сказал он напоследок, уверенный в том, что она поймет почему, и с этими словами покинул свой кабинет, оставив Рениву возиться с самопишущими табличками и приводить свои мысли в порядок.
Дверь в кабинет Лонли-Локли была закрыта, но это мало что меняло. Немного магии, Халли даже не стал убирать ладонь с ручки, открыл дверь, будто и не была она заперта. Предчувствия его не обманули, таким он своего ученика, кажется, еще не видел.
-Во-первых, зачем я учил тебя тем дыхательным упражнениям? А во-вторых...,- Джуфин на миг задумался, правильную ли выбрал тактику, выбирая строгий и рабочий тон. Было очевидно, что Шурф винит себя в смерти Тотохатты, и пока не очень-то справляется со своими чувствами. Но применять с ним тот же фокус, что и с Ренивой? Не казалось правильным. Девушка не так уж сильно страдала, сиюминутная слабость, но она справится. А вот Шурф? Всегда невозмутимый и твердый как скала Лонли-Локли?
-Расскажи, что случилось.
Беда заключалась в том, что Шурфу попросту не хотелось ни за что браться. Не то чтобы тянуло сесть на одном месте и бездвижно пялиться в одну точку на протяжении долгих часов – хотя, такое занятие, которое совсем недавно показалось бы ему непродуктивной тратой драгоценного времени, сейчас не вызывало в нём ни малейшего отторжения, - но ни на одном деле не выходило по-настоящему сосредоточиться. Прочитать за всё то время, которое Лонли-Локли провёл в своём кабинете, лишь полстраницы, причём обнаружив в итоге, что составлять буквы в слова ему трудно – это показатель, не так ли?
-Я опоздал.
Эти слова упали бесформенными осколками битого оконного стекла на гладкий холодный пол кабинета, порезав стены. На самом деле, конечно, никаких визуальных эффектов не было – просто человек, сидевший перед Джуффином на своём обычном месте, за письменным столом, на две трети отсутствовал, а остальная треть была опустошена и лишена каких бы то ни было эмоций. Но не как обычно – когда Шурф умело и старательно их подавлял, либо направлял в продуктивное русло, а вообще. Не только маска бесстрастия, красовавшаяся на его лице. Под ней тоже ничего не было.
-Он ушёл по следу вперёд меня. И я не успел за ним. Он сгорел почти на моих глазах, - он увидел уже заканчивающий осыпаться пепел и знал, что таковой мог принадлежать лишь одному существу на свете. Что случилось дальше - Мастер Пресекающий помнил очень плохо. Кажется, припадок холодной, рассудочной ярости, захлестнувший его, завершил то, ради чего они взялись за это трижды проклятое дело. Некоторые вещи делаются автоматически. Например, поднимающаяся для смертоносного удара рука... Шурф всё равно оказался гораздо быстрее того человека, - Кто-то создал примитивную копию моих Перчаток Смерти. И эта копия работает. Работала. Я её уничтожил. И убийцу Тотохатты тоже.
Может быть, он совершил ошибку, не оставив оружия для следствия? Лонли-Локли было всё равно, даже если бы решили, что он сам убил Тотохатту, и предъявили ему обвинение. Он ощущал себя как человек, которого ничто из происходящего в мире больше не касается.
Но, впрочем, сэр Халли никогда в такое не поверит. А мнение глупцов никого, как правило, не интересовало. Особенно его, и особенно сейчас.
-Что конкретно Вы хотите от меня, Джуффин? – равнодушно и очень устало вымолвил Мастер Пресекающий, едва шевеля губами, - Если нужно выполнить какую-то работу, я сделаю.
И сделает. Эмоционально-духовное состояние не должно влиять на профессиональные качества.
Чего и следовала ожидать, конец истории Тотохатты был более чем предсказуем, именно так зачастую умирают мастера преследования. Охваченные азартом охоты, позабыв об осторожности. И ничего с этим не сделаешь, можно только тяжело вздохнуть, немного погрустить, и жить дальше. Вот только Шурф, тот самый невозмутимый убийца, который всегда мог на все смотреть со стороны, не слишком расстраиваясь из-за чего бы то ни было, сейчас, кажется, не мог так поступить. Ведь сегодня не просто погиб его друг, но по всему выходило, что Шурф винит в смерти парня самого себя.
-Кто-то?,- Джуффин недовольно выгнул брови, собираясь рассердится, точнее сделать вид. Но потом, вдруг, передумал это делать.
-Есть вещи, которые просто происходят, и мы не в силах с этим что-то поделать. Не стоит винить себя в его смерти.,- неожиданно мягко заговорил сэр Почтеннейший Начальник.
-Тотохатты больше нет, но мы должны жить дальше. Вспомни его, думаешь он хотел бы, что бы ты винил себя в его смерти? Хотел бы, чтобы его друг раскис, превращаясь в тень себя самого? Хуже того, хоть ты сейчас и не слишком смахиваешь на Безумного Рыбника, но я не исключаю того, что если ты сейчас уснешь, к тебе заглянут твои старые приятели. Ты правда думаешь, что Тотохатта бы этого хотел?,- постепенно Джуффин повышал голос, казалось, что он даже сердится начал. Но это была лишь очередная маска призванная произвести больший эффект на слушателя. Как правило, все эти маски не слишком то обманывали его ученика, но сейчас? Следующие его слова снова были абсолютно спокойными.
-Да, у меня для тебя есть одно неотложное дело. Я хочу что бы ты взял одну из своих тетрадей в которые ты так любишь записывать свои и чужие мысли и карандаш. И написал там все, что произошло, во всех подробностях. А еще, все то, что ты чувствуешь по этому поводу, совершенно все. Ты ведь это умеешь, верно? Вот и постарайся, это приказ,- казалось, Джуффин сейчас уйдет, но нет. Вместо этого он вдруг подошел к окну и уселся прямо на подоконник. А потом достал откуда-то из складок своего серебристого лоохи трубку и принялся ее набивать, совершенно не обращая внимания на своего подчиненного. Будто его и не было вовсе.
Отредактировано Джуффин Халли (2014-01-30 03:43:17)
В душе попыталось было шевельнуться раздражение, но его попытки пробудиться пошли прахом. Взгляд Шурфа на миг блеснул, а потом сделался прежним – отстранённым, направленным внутрь себя и, одновременно, вовне дальше воображаемой линии горизонта, ледяным.
-Ничего не чувствую. В том-то и дело. Абсолютно ничего, - очень тихо и как-то на редкость непримиримо промолвил Лонли-Локли, - Как будто чувствовать больше нечем, - «И да, я – эгоист, потому что, скорее всего, мне жаль себя, он-то, вероятно, и понять ничего толком не успел. Я не знаю, как мне теперь быть. И очень долгое время мне будет напоминать о Тотохатте огромное количество вещей, которые мы с ним привыкли делать вместе, а теперь мне придётся справляться самому. А, всякий раз, когда я буду понимать, что мне недостаёт его помощи или даже просто присутствия, я буду готов грызть зубами стену. Я не люблю терять, Чиффа. Очень не люблю. Ведь, на самом деле, я – собственник…»
Это были не совсем ярко выраженные мысли, скорее - смесь из рассуждений и переживаний. Точнее, попытка ворочаться, противостоя отвратительному состоянию апатии.
Да, он будет жить дальше. Как-то приноровится. Но Шурф не мог вот так быстро взять и перевернуть исписанную до конца страницу, начав марать новый, чистый лист. Тем более что далеко не обязательно там результат окажется лучше.
«Я обещал, что не дам ему умереть. Я поклялся в этом. И не сдержал данного слова…» - забавно, но жизнь многократно заставляла его сдерживать неосторожно сорвавшиеся с губ зароки… Ну, а тот, который ему хотелось выполнить совершенно добровольно, а не ввиду строгой необходимости, выдержать не удалось. И Лонли-Локли воспринимал себя теперь как человека, которому за клятвопреступление нужно выжечь клеймо на лбу. Тот же Джуффин сто раз говорил ему, что любое дело, за которое взялся, нужно во что бы то ни стало стараться довести до конца. А он, ученик Чиффы, не смог. И подвёл не только Тотохатту, не только собственные убеждения, но и веру в него наставника.
Прищурившись, Джуффин посмотрел на Шурфа с некоторым недоверием. Пронзительный взгляд, будто пытавшийся прочесть все чем был его ученик, снаружи и внутри. Проникнуть в самое сокровенное, под всеми масками.
-Это нормально, Шурф,- неожиданно устало и немного грустно произнес Халли. Продолжать "играть" не было никакого смысла, идея с тетрадкой? Ну да, он думал что символизм с которым он ее сожжет, небольшой "ритуал" позволит немного вытащить Лонли-Локли из ловушки, в которую он себя погрузил. Но не вышло, парень даже не попытался.
-Все люди эгоисты. Каждый траур - это прежде всего жалость к себе. Да, как правило, только она и есть. Нам не жаль того кто умер, мы просто не можем представить что больше никогда не увидим этого человека, не выпьем с ним кружечку камры и так далее. Ты винишь себя, и это понятно. В каком то смысле ты и виноват. Как и я, наверное. Но сожаление - очень плохое чувство. Когда что-то делаешь, это стоит делать хорошо, доводить дело до конца. Но если не удалось, не стоит сожалеть о несбывшимся. Можно и даже нужно сделать выводы, вынести уроки, но не сожалеть. И еще хуже - это жалость самому к себе. Это губительное чувство. Ты говоришь, что ничего не чувствуешь? Но это не так. Сейчас ты обманываешь самого себя. Пустота внутри тебя - на самом деле вовсе не пустота. Это червь, который пожирает тебя изнутри. И если дать ему волю, то со временем он поглотит твою собственную волю. Ты думаешь я тебя тороплю? Хочешь, чтобы я сейчас оставил тебя в покое, верно?,- Джуффин сделал паузу, глубоко затягиваясь и выпуская густую струю сизого дыма, глядя как тот клубится, постепенно рассеиваясь, будто его и не было. Что-то подобное, обычно, происходит и со скорбью, если ее отпустить.
-Но видишь ли, для людей вроде нас, долго предаваться подобным чувствам - непозволительная роскошь. Смерть близких простой не бывает. Но тебе придется это пережить и переступить через это. Если конечно не хочешь, что бы однажды "это" не закрыло путь к могуществу, путь к тайнам что подстерегают тебя где-то там, все ещё не раскрытым, неизведанным. Все не обязательно должно быть именно так, но готов ли ты отдать свою жизнь воле случая? Просто потому что отдался жалости к самому себе?,- а может он действительно слишком торопит парня, пришло в голову Халли. Прицепился к бедному человеку, не дает пролить слезу, посвященную самому себе? Но беда была еще и в том, что маска, которая превратилась в него самого, не позволит ему эту слезу проронить, и они застынут в нем самом, застынут, будто смола, превращающаяся в камни янтаря, и останутся в Лонли-Локли. И тогда будут точить его изнутри, будто нарыв. С этой точки зрения бесстрастные люди куда более уязвимы к истинному горю. Они способны переживать его куда более остро, но не умеют это делать. Вот поэтому Джуффин не отставал от своего ученика. Но, видно, был не совсем в форме, и пока лишь где-то на окраине его сознания, у него мелькнула мысль, как привести парня в порядок. Впрочем, как ни крути, а Джуффин, кажется, немного излишне драматизировал ситуацию, не иначе, неожиданная смерть Тотохатты отразилась и на нем самом. А заодно и на его суждениях. Возможно, потеряв одного своего человека, он боялся потерять еще одного.
Отредактировано Джуффин Халли (2014-02-01 06:51:53)
Шурфу доводилось не только товарищей к Тёмным Магистрам провожать, но и терять самого себя на ложных путях к бессмертию. Он тогда выдержал. Выкарабкался. Отстроил разрушенное практически до основания здание собственной личности. Получилось, вероятно, не лучше, чем изначально было, но качественнее - точно. Не для того же всё затевалось, чтобы теперь тратить свою драгоценную жизнь на пустые, бесплодные сожаления, которыми не вернуть друга. Если бы этим можно было как-то помочь Тотохатте - они бы всем Сыском горючие рыдания жертвовали. Однако, мёртвые никогда не возвращаются по-настоящему. И, отказавшись от нынешней жизни ради приторно, до саднящей сухости в горле, сладких моментов прошлого, увязнув в них, он предаст память друга, который явно не захотел бы лицезреть Шурфа в состоянии полной развалины. Как и сам Мастер Пресекающий не пожелал бы, чтобы Шломм "сломался", если бы всё сложилось наоборот. Да он и вполовину таким "выпотрошенным" Шломма бы не потерпел, меры бы принял разнообразные и крутые. Не исключено даже, что ударил бы. И голос бы повысил - не то чтобы наорал бы, но обращался бы сурово и безапелляционно... Что угодно, но сидеть и казниться не позволил бы.
Шурф вдруг в точности понял, как бы поступил Тотохатта, увидев напарника сейчас. "Чего раскис, горе моё, а ну, вставай, дела не ждут!" - сказал бы его упрямый и настойчивый, как орда куманских поваров, коллега. Или не точно так, но наверняка нечто наподобие. И не отваливал бы, пока Лонли-Локли не стал бы вновь на человека походить, а не на того, кто в роль унылого бесцветного наваждения, блуждающего в ночи, но растворяющегося при свете дня, входит.
Больно и плохо сделается ещё не раз. И, естественно, Шурф не скоро избавится от прозрачной, как осколок хрусталя, тоски, незримой занозой воткнувшейся в сердце, которое сам он доселе самонадеянно полагал каменным и непробиваемым. Пустоту не заполнить и не заменить. Остаётся лишь учиться сосуществовать с ней. Но у Шурфа получится, он всегда был способным. Ничего, с чем угодно освоиться реально, были бы желание и терпение.
- Со мной... - он отдельно подчеркнул это слово, - ...будет всё в порядке, Джуффин. Спасибо.
И, уже договаривая, Лонли-Локли обнаружил, что сказал чистую правду. Рениве говорил то же самое - но, пожалуй, больше для того, чтобы она отвязалась со своими монологами прямо же велеть ей скрыться воспитание не позволяло. А сейчас...
Всё верно - бесполезно что-то втолковывать другому, пока тот сам не осознает, не пропустит сквозь каждый нерв и каждую жилу, рассудком, телом и душой не воспримет правду. А тогда ему тоже бессмысленно советы давать, ибо уже сам всё сообразил.
Если он не хочет обмануть исконную веру в него Тотохатты, то должен вести полноценную жизнь. Эта вечно встрёпанная шевелюра, дерзкий взгляд спорщика, улыбка, весёлая до бесшабашности чуть ли не разбойничьей... Не было более далёкого от смерти образа в памяти Мастера Пресекающего. И он сохранит Шломма таким, пока не прекратит быть. Теперь от того, как долго он сможет не поддаваться смерти, зависит ещё один ушедший навсегда. Точнее, не он сам, а целостность его образа в покинутом мире. Пока Шурф его хранит - Тотохатта не исчезнет до конца.
- Я не прекращу любить его, да этого и не требуется, но смогу отпустить... Смогу идти дальше, и ради него тоже. Просто работать теперь предстоит за двоих...
И не только работать. Он обязан перепробовать всё, что Тотохатта не успел. Потрудиться как следует, расслабление - роскошь. И рассказать частичке друга внутри себя, каково оно было. Не скупясь на подробности - не тот случай.
Вы здесь » Мостовые Ехо » Эпоха Кодекса (до 123 года) » As tears go by.