Сэр Шурф одарил Магистра Ханоха снисходительно-приязненным взглядом, как будто на взгляд пытался оценить ущерб, который следует ждать от пребывания этого человека у него в кабинете, включая психический и моральный, а также заранее готовился всё простить. Расценив степень опасности как крайне низкую, Лонли-Локли поднялся со своего места, подошёл к сэру Юуку и положил ему ладонь на плечо. Жест можно было бы назвать участливым – если бы он не походил на тот, с каким полисмен может ухватить мелкого карманного вора. Сердобольный полисмен, и не хотел бы арестовывать, а ничего не попишешь – закон таков, и работа не сахар. Так, наверно, и строгий отец "ловит на горячем" великовозрастного лоботряса-сына, который увлечённо рубится в какую-нибудь игру вместо того, чтобы писать курсовую работу... Хотя, конечно, у сэра Ханоха такой ассоциации возникнуть не могло, поскольку в Орденах таких работ не выполняли. Хотя, конечно, хватало и писанины, и физического труда - для тех, кто иначе ничего полезного делать не мог.
-Как Вы себя чувствуете? С Вами всё хорошо? – тихо обратился Шурф к Мастеру Изыскателю Смерти, - Если нужна какая-нибудь помощь, пожалуйста, скажите, - он убрал руку, дабы не быть неправильно понятым и не вызвать агрессии, и поджал губы, мучительно выискивая подходящие к случаю слова, перебирая сотню за сотней и отбрасывая как непригодные, - Вы же знаете, я почту за честь оказать Вам любое возможное содействие… - сделав небольшую паузу, Лонли-Локли довершил, - …как человеку, быть другом которого я был бы польщён, - и не отворачиваться, смотреть в глаза, смотреть спокойно и открыто, давая понять, что совершенно безопасен, что его не нужно стесняться, и злиться – тоже, потому что он, в какой-то степени, как исповедник, врач или психолог – те, кого никто вовсе не смущается, потому что привыкли доверять людям таких профессий. Шурф, кстати, благодаря фильмам и книгам из Мира Паука примерно представлял себе, что означают данные понятия, - Пожалуйста, сэр, - он мог бы договорить "не будьте таким упрямым, доверьтесь мне хоть немного и перестаньте переживать, я действительно хочу Вам добра", но невысказанные слова потерянно и неприкаянно повисли в воздухе, никому не нужные, лишние.

-Что бы Вы там ни думали, я могу с точностью сказать Вам, сэр Юук, что безумием от Вас не пахнет, - дипломатично проговорил Лонли-Локли, причём по его физиономии невозможно было выяснить, щадит ли он чувства гостя из вежливости, или же… Нет, он не стал бы разыгрывать и лгать, кто угодно, но не этот человек, ни в коем случае. И его реплика – не утешение, а констатация факта, - А с птицей ничего не сделается… Мне подсказывает чутьё, и то же самое подтверждают все знания о природе подобных зачарованных мест – которые, впрочем, если чем и отличаются, так это своей неполнотой. Но я почему-то абсолютно точно убеждён, что ей там будет хорошо. И – полезно, что тоже немаловажно… - чары там были необъяснимы и, кажется, давно перешли в существование в почти автономном режиме, но библиотека Иафаха априори не могла причинить ущерб ничему печатному или письменному, ничему из того, что доверили ей на хранение. Это противоречило самой основе её сущности – она была заколдована так, чтобы любой ценой отстаивать свои сокровища и обеспечивать тем комфортное существование, - Где, как Вы полагаете, сейчас обитает та, которая осталась у меня после того, как я впервые Вас навестил? Именно там. Иногда мне кажется, что жизнь её сложилась так причудливо именно для того, чтобы в итоге привести её туда. Знаете, я привык доверять таким знакам. Вещи, даже если они кажутся бездушными, иногда самым чётким образом руководят нами, чтобы мы помогали им. А то место… Как бы мне Вам объяснить, там может иногда быть не совсем уютно людям. Но для таких, как эти Ваши птицы, оно предназначено. Любая тайна подобного рода найдёт там убежище для себя. Это от нас, непрошеных вторженцев, они защищаются, как могут, а не друг от друга. Не беспокойтесь, даже книги с самым вздорным характером за столько лет успели  успокоиться и привыкнуть к своему новому существованию… А скоро у них появятся и читатели, так что всё будет хорошо… Вот только я не совсем уверен, что она захочет возвращаться, - закончил эту рассудительную тираду сэр Шурф неожиданно мягко. Как будто ребёнка, хнычущего о том, почему праздник длился всего один день и уже закончился, а его друзья – разошлись кто куда, успокаивал, - И вместо неё действительно может явиться нечто совсем другое… На самом деле мы не можем быть уверены абсолютно ни в чём, и только человек, не обременённый большой долей мудрости и понимания жизни, полагает, что ему что-то известно наверняка... Но, сколько бы мы ни думали об этом, мы не должны препятствовать тому, что должно с нами случиться. Нам дают знаки и указывают направление не просто так, но как распорядиться полученными советами - решать каждый должен сам. Есть лишь одна вещь, которую нельзя отменить и исправить – это смерть. И даже она иногда даёт задний ход или просто остаётся ни с чем... - Шурф вдруг улыбнулся, очень естественно и легко, - Просто примите мысль, что всё идёт своим чередом, нравится нам это или нет, но здесь Вы всегда будете желанным гостем, даже если не предупредите меня о своём приходе...
Теперь он смотрел на Магистра Ханоха профессиональным взглядом достаточно опытного знахаря. И рецепт лекарства не заставил себя ждать:
-Мой совет Вам был бы таким - лучше всего, если Вы сможете поспать. Или Вам требуется в этом посодействовать? Пожалуйста, только обратитесь, это несложно, - Шурф говорил как о чём-то самом собой разумеющемся, ведь только этическая сторона вопроса мешала ему погрузить Юука в глубокий здоровый сон.

Лонли-Локли задумался. Очень глубоко – на тему того…
-…как, в принципе, может умереть то, что  никогда не было живым в обычном понимании? А прозвучавшие стихи вообще не умирают никогда, - он даже не понял, что сказал это вслух, прошептал почти беззвучно, самому себе. Шурф понимал, что, в общем-то, как-то может. Вроде бы как требовалось убить предмет для того, чтобы им могли пользоваться привидения, но... Что тут правда, а что - магия и самовнушение? Может быть, они просто создают точную колдовскую копию той или иной вещи, а всё остальное - созданная фантазией мишура. Сам Лонли-Локли в данной области был не особенно силён, считал, что ещё успеется, всё находились более полезные в перспективе темы.
Что такое чувства, оставшиеся от автора, которого уже нет? Как они могут существовать без него? Как они вообще могут существовать? И действительно ли им лучше жить среди людей, рискуя, что их не поймут, в лучшем случае, а в худшем – заплюют и высмеют? Не легче ли умереть, как говорят жители материка Арварох?
Но, с другой стороны, есть очень много действительно хороших людей, которые отдадут годы жизни за возможность прочесть или услышать эти строки. В конце-концов, может быть, так и впрямь было нужно – чтобы этот маленький осколок творчества остался жить здесь? И не говорит ли в Магистре Ханохе простое чувство собственничества и та понятная тревога, которую испытает, скажем, мать, отпуская единственного сына в далёкое, продолжительное и наверняка опасное морское плавание?
Как сказал бы сэр Джуффин Халли – и у этой птахи, и у такого вот юноши примерно равные шансы пострадать или даже погибнуть и в стенах родного дома. Как говорится, если судьба захочет, она достанет тебя где угодно. Может быть, было бы вообще правильно распустить их в городе, предоставив самим себе, и кто знает, не лучший ли это был бы для них подарок – распоряжаться собой по собственному усмотрению? Может быть, кому-то удалось бы даже стать чем-то большим, чем просто написанные и получившие нечто вроде доброй воли слова?
-У неё там больше возможности найти читателей, чем у Вас в доме. Хотя, если ей достаточно Вашей компании и, возможно, визитов тех, кто был некогда знаком с её создателем… Одну минуту, - само собой, сэр Шурф не мог решать за кого-то другого. Или что-то другое, даже если это лист бумаги, имеющий форму птицы. Он сделал шаг – единственный шаг, которого, благодаря Тёмному Пути, хватило, чтобы попасть из кабинета в библиотеку. Короткое заклинание поиска сущности, и он уже знал, где находится то, что ему требовалось. Лонли-Локли аккуратно забрал в ладони пискнувшую – то ли в качестве протеста, то ли просто от неожиданности, - птицу и возвратился в кабинет, - Я думаю, будет правильно, если мы узнаем её собственное мнение, а не совершим ошибку, решая чужое будущее? – вопрос, впрочем, прозвучал почти риторически. Он убрал одну руку, предоставляя птице возможность вернуться к сэру Юуку или, скажем, улететь от обоих куда-нибудь под потолок и попытаться спрятаться, возмущённо, ввиду бесцеремонного с собой обращения – один взял и потерял Лойсо знает где, второй хватает и куда-то тащит, без спроса, при том, что ей не обязательно там не понравилось, - взирая на суровых колдунов из какого-нибудь тёмного угла.

"Так у неё есть точный адресат? Что же Вы мне голову морочили, в таком случае?" – чуть было не спросил укоризненный взгляд Лонли-Локли, как вдруг… Он вспомнил эту птицу. И то, что про неё уже было ему сказано – вернее, обмолвлено.
-Сэр, если я не ошибаюсь, адресат этой птицы… Мёртв? И отправитель тоже? – уточнил Шурф, - Но, тем не менее, Вы предлагаете поселить её в его пустом доме, при том, что совсем недавно сказали мне, что совсем без людей она не выживет? А теперь говорите, что это условие вовсе не обязательно к исполнению... Скажите, это только мне кажется странным? – он не будет за них решать, в конце-концов, самостоятельные личности, со своей собственной судьбой, однако, не указать на маленькое несовпадение между словами и делом не мог.
Если погиб тот, кто писал, и погиб тот, кто должен был получить – то для чего она теперь вообще существует? Если её запереть в пустом жилище и навещать лишь самому, как хочет сделать сэр Юук, если, конечно, Лонли-Локли правильно разобрался в разыгравшейся перед ним пантомиме – чего он вовсе не мог гарантировать даже самому себе, - то не будет ли это напоминать прозябание старого, лишённого Искры человека, который ещё держится на этом свете, но ему уже не принадлежит? И то опустевшее обиталище станет чем-то вроде карцера, где держат тяжело больного?
«Хм… А не про это ли помещение говорили, что в нём живёт безумие его хозяина? Если да – то что же, Магистр Ханох всерьёз полагает, что небольшому ожившему произведению литературного искусства там будет лучше? Хотя, если оно было адресовано именно этому конкретному человеку… То, наверно, только там и сможет стать собой? Но кому вообще на пользу может пойти сумасшествие? Оно же никогда до конца не выветривается ни из людей, ни из предметов... Сэру Ханоху, наверно, виднее, но мне пока недоступно разделить с ним это мнение...» - на данном моменте даже сэр Шурф, при всей его образованности и высокой осведомлённости в теории, окончательно запутался. Сэр Юук одним своим присутствием неоднократно умудрялся поставить его в тупик, а, если ещё и говорил что-нибудь… Лонли-Локли отчаялся понять того хоть сколько-нибудь хорошо. Но продолжал с неким зачарованным восхищением взирать на этого человека. Хаотичная пляска составляющих его красок завораживала. Абсолютная непостижимость влекла, как влекла его всякая тайна – и даже не обязательно разгадывать, это, напротив, может всё испортить. Достаточно просто иметь возможность наслаждаться близостью… Но от неё и уставать приходилось. Психологически. Эмоционально. Требовался перерыв. А ещё лучше – очень давно знакомый с рыжеволосым Магистром "переводчик". Который, при этом, сам не будет представлять из себя нечто настолько же загадочное, если вообще не ещё более.

Сэр Шурф Лонли-Локли по природе своей был истинным экспериментатором. Всё, что могло дать какой-то новый полезный опыт, непременно будет им предпринято, причём он не остановится, пока дело не будет доведено до конца – каким бы тот ни оказался. Даже если дело мелкое и выглядящее откровенно нелепым, в духе шуточек сэра Мелифаро. И далеко не всегда его на подобные вещи заставляли подписываться, и, следовательно, за принятое в здравом уме решение он нёс ответственность вплоть до наступления развязки. И за провал пенять ему было обычно некому, кроме как самому себе. Впрочем, Лонли-Локли ненавидел таковые.
Неудивительно, что он тут же воодушевился ароматом новой авантюры. Та, поведя пушистым хвостом, скрылась за углом, маня оттуда. И тут уже не в потакании себе дело - но, если уж сделал за ней первый шаг, будь добр, топай дальше.
-Сэр Юук, скажите, а как Вы отнесётесь к тому, чтобы я сопровождал Вас при доставке данной особы к месту её назначения? – небрежно поинтересовался он так, будто ответ его ничуть не трогал. Страху получить отказ, который шевельнулся было в душе, сэр Шурф не придал никакого значения, и тот вынужден был загрохнуть в самых потаённых глубинах его "я". Он понимал, что тот имеет на это полное право – в конце-концов, есть то, что вообще не может сбыться при свидетелях, и не факт, что сам сэр Юук в конечном счёте не останется на периферии странного чуда, заключённого в птице и её особого рода свидании, если можно так выразиться, с мёртвым адресатом, вернее, с тем немногим, что от него осталось, - Видите ли, у меня такое ощущение, что в подобных случаях нужно либо являться очевидцем, либо молчать, потому что тайны такого рода обычно невозможно пересказать при всём желании. Будет утрачена подлинность – полагаю, Вы понимаете, что я имею в виду, - понятное дело, что со стороны Магистра Ханоха это будет ещё один шаг доверия. Потому что каждое такое событие накладывает узы, связывающие двух людей единым знанием, которое больше никому не получится передать. Общность, создаваемая одним и тем же воспоминанием – в отличие от пересказа скупыми словами, на основе которых каждый представит своё. Конечно, иногда озвученная вслух история бесценна - но, в первую очередь, для себя и для рассказчика, которому позарез потребовалось выпустить её наконец на волю. Сколько дойдёт при этом до слушателей - останется на их совести.

Спорить с Магистром Ханохом Лонли-Локли благоразумно не стал, хотя и не был с тем согласен. Он был из тех, кто признаёт лишь лично добытый ценой хотя бы каких-то стараний опыт. Именно они и придают ему цену. То, что легко даётся - и выдыхается быстро. И тогда останется лишь выбросить. Подарок в виде, например, разделённой памяти, с другой стороны, тоже бесценен - но именно щедростью шага дарителя. Ведь обычно для этого ему приходится практически пережить повторно всё, что он хочет показать... А вот музыка и стихи грешат излишней аллегоричностью и слишком большим количеством создаваемых на их основе интерпретаций.

Чем ближе они подходили к дому, тем сильнее сэра Шурфа бил в нос запах, сходный с амбре, источаемым хорошо отстоявшейся главной городской помойкой рядом с каким-нибудь заводом, каковые в изобилии водились в Мире Паука. И это был не настоящий аромат, от которого можно было закрыться или просто прочесть не слишком сложное заклинание, временно нейтрализующее любые запахи, а, скорее, впечатление. Он ведь видел не внешнее, не наносное, и даже чувствовал не поверхностно - он прозрел сущность того, что некогда, должно быть, являлось нормальным зданием, насквозь, до дна. И было это сродни тому, чтобы заглянуть в отверстую зловонную чёрную глубину пасти всплывшего из пучин океана хтонического чудовища. Зев, который ужасает и манит прыгнуть внутрь, позабыв обо всём навсегда, одновременно... Омерзение пробирало до костей. Пожалуй, человек, окунувшийся по макушку в отходы человеческой жизнедеятельности, ощущает себя лучше. Ну, а хуже всего было то, что Безумный Рыбник, почуяв, что нечто не в порядке, рвался избавиться от проблемы самым простым способом – испепелив её дотла. То есть – дом, сад, а лучше – весь прилегающий квартал заодно. Так сказать, устранить весь очаг заражения целиком. Лонли-Локли смертельно побледнел и, кажется, то ли совсем перестал дышать, то ли начал делать вдохи и выдохи слишком медленные для того, чтобы со стороны те были заметны. Он сейчас уж точно напоминал мраморную статую - вообще говоря, такие белые лица только в похоронном саване и смотрятся.
«Этому месту не пошли на пользу миновавшие годы… Наедине с самим собой, с сумасшествием хозяина и с запустением… Даже если нейтрализовать безумие, скорее всего, положение уже ничто не спасёт. Да и магия тут явно повлияла не в лучшую сторону… Кто же смешивает заклинания с подобным? И какие заклинания… Примени кто-нибудь хотя бы одно из них в начале Эпохи Кодекса – и не один век в Холоми провёл бы… В лучшем случае. В худшем, пожалуй, всю жизнь… Здесь же даже пауки вряд ли селились… А, если и приходили – не исключено, что нам придётся столкнуться с какими-нибудь отклонениями от заданной природой нормы…»
-Сэр Юук, там кого-нибудь хотя бы раз убивали? – хрипло поинтересовался он, - Я готов ручаться, что да. И далеко не единожды. И не спрашивайте, откуда мне известно… - с этими словами Лонли-Локли потёр лоб жёсткой и шершавой защитной рукавицей и, сделав очередной очень глубокий вздох, задержал дыхание. Закрыл глаза, подержал их так несколько секунд, снова открыл. Пейзаж не улучшился, однако, никаких непотребных искажений больше не порывалось появиться.

Холодно и очень мерзко… Безумие медленно, но верно подступало к горлу. Он перестал смотреть на дом – но всё равно всей кожей, каждой клеточкой организма своего воспринимал давящее, гнетущее присутствие того. Шурф , можно сказать, видел всё, что здесь происходило – вернее, просто откуда-то приходило холодное, гложущее нутро знание, и никак от него было не избавиться. Усилием воли Лонли-Локли разделил себя и своё тело, внушив себе, что является зрителем, а не непосредственным участником. Там, на островке абсолютного покоя, ничто не имело значения, лишь бархатно изолирующие от окружающего мира размеренные волны дыхания – хвала упражнениям. Теперь срыв ему не грозил. Но отношение не изменилось в лучшую сторону – напротив, лишь подкрепилось доводами логики и многолетнего чутья опытного и достаточно сильного мага.
-Я просто ощущаю всё таким, каково оно есть. И не всё из того, что я вижу и чувствую, я смог бы внятно объяснить посредством речи, устной ли, письменной ли… - проговорил бывший Тайный Сыщик, снова сделавшись самым хладнокровным из людей, - Мне обычно требуется время, чтобы привыкнуть. Но, я Вам скажу – здесь не нравится даже Рыбнику. Он пытается заставить меня немедленно уйти отсюда или сжечь дом дотла, и, желательно, отправить туда же окрестности… Он не любит угроз и не любит конкуренции. Но я уже давно не подчиняюсь своим спонтанным побуждениям, так что всё в порядке, - и Шурф действительно так считал. Несмотря на явный дискомфорт. Голову как будто сдавила каменным шлемом такая тяжесть, что его силы практически все уходили на то, чтобы не давать ей ничего сделать. Она мешала думать, мешала здраво рассуждать, пыталась добраться до памяти и личностных отношений, исказив их по своему образу и подобию – гротескному, уродливо искажённому, - Я ведь отдавал себе отчёт, на что шёл, и постарался приготовить себя к худшему. Но, я Вам скажу, что это место больше абсолютно не предназначено для пребывания в нём людей или каких-либо других нормальных живых существ. Его основа, его природа, если хотите, загублена до основания, изменена так, что ничего уже не поправить, а магией выйдет лишь хуже. По-хорошему Рыбник в данном случае безусловно прав в одном – здание бы следовало ликвидировать. Оно слишком опасно. И я готов утверждать, что оно может лишить Искры от длительного в нём пребывания. Я бы даже сказал, что и после гибели хозяина оно продолжало ловить и поглощать без остатка самых неосторожных и любопытных прохожих… Представьте детей, которые, на спор или прячась от взрослых, конкретной причины я не назову, поскольку не вижу до такой степени точно, забрались сюда… Они уже никогда не вышли обратно. Что-то от них и сейчас остаётся тут. Аура дурной, гнилой смерти. Затхлость. Вырождение, - говоря, Лонли-Локли как будто всё больше и больше сердился – однако, на самом деле он всего лишь настраивался на деловитый лад. Если его впечатление было таким уже теперь – то что же он решит, побывав в самом доме? Не исключено, что начнёт искоренять на месте. Или вернётся в Иафах и захватит с собой бригаду зачистки – потому что для одного мага здесь труд, пожалуй, затянется очень и очень надолго. Уничтожить строение и провести сложный обряд очищения территории. Шурф считал, что это будет правильным.

Безумие. Что такое, собственно говоря, безумие? И во что оно превращается, если исчезает тот, кто его породил? Воспоминания накрыли-таки с головой, ледяные обломки канувшего в пустоту прошлого, отголоски которого никак не желали оставлять Шурфа до сих пор.
Дети. Он ведь тоже не трогал детей, даже на самом дне, до которого достигал, растеряв последние крохи своей личности… Но не она ли, на самом деле, останавливала конченого сумасшедшего? И что, если бы эта стихия могла существовать без человеческой оболочки? Не оказалось ли бы жертв ещё больше?
Получив возможность жить, он не считал, что искупает грехи. В конце-концов, религии, исповедовавшей таковые, в Мире Стержня не было. Но ему поневоле пришлось уравновешивать буйство хаоса сущностью, способной приносить пользу и поддерживать порядок. А что было бы, если бы и Кеттариец руководствовался той же логикой и просто уничтожил его, вместо того, чтобы пытаться выручить?
Интересно ведь, что бывает, если человека, хотя бы теоретически способного если не сдержать, то хотя бы смягчить удар, уже нет… С чем они столкнулись здесь? Безусловно, опасное, безусловно, крайне неприятное место… Столько времени оно переваривало само себя, не принадлежащее вообще ни к какой эпохе. Но что, если это – не просто надгробие, символизирующее упадок и распад, а… А чёрт знает, как сказал бы сэр Макс, что. Но чертям тут нечего делать, и без них тошно.
«А что, если там есть что-нибудь? Что-то, кроме разрушения и смерти? Разум без тела, без привычной ему эпохи, без возможности что-либо изменить… Что можно подарить ему, кроме упокоения? Разве что покой… Кажется, я знаю ещё один вариант…»
Менее радикальное решение. Никогда не стоит злоупотреблять поступками, последствия которых будут необратимы.
-Я не знаю, правы Вы или нет, сэр Юук. Я давно перестал мерить вещи какой-либо мерой, помимо их рациональности и необходимости… - сказал Шурф уже куда-то в пустоту, поскольку адресат его слов ушёл, - Но я умею признавать свои ошибки.
«И идти на компромисс я тоже умею, что бы ни думал по этому поводу сэр Макс…»
Идя следом за рыжим Магистром, без какой-либо защиты, помимо собственной силы воли, не позволяя ничему ни проникнуть внутрь, ни вырваться наружу, он имел выражение лица печальное и задумчивое, но никак не то, с каким обычно намереваются вершить суд и расправу.
И он успел увидеть, как что-то сверкающее, искристое сорвалось как будто с ладони сэра Ханоха. Что-то яркое, мерцающее тысячью крошечных сполохов. Мелькнуло и пропало за дверью, которая вновь закрылась. Шурф улыбнулся, едва заметно, очень мягко, почти мечтательно – с такой улыбкой человек в преклонных летах может вспоминать свой первый праздничный бал при королевском дворе. Взгляд его тоже неуловимо изменился. Там не было ни педанта – сэра Лонли-Локли, ни потерянного для всех и вся, следующего своему року Безумного Рыбника. Этим человеком он ещё должен был стать – если очень, очень благоприятно сложатся обстоятельства. И он волновался – как студент на экзамене у строгого преподавателя, вроде бы и знающий предмет, но опасающийся допустить какую-нибудь нелепую оплошность, которая пошлёт все труды насмарку.
-Я – самоуверенный кретин, сэр Юук, - не подходя ближе, чем на несколько метров, без малейшей агрессии в позе, движениях или звучании голоса, без покаяния, как простую констатацию факта озвучил Шурф, - А ещё мне сейчас потребуется Ваша помощь. Мы изолируем этот дом от посторонних. Может быть, навсегда, а, может быть – и временно. Считайте, что данного пациента мы помещаем в лазарет. С правом для родственников наносить визиты. Я могу наложить заклинание, но поставить допуск сумею лишь на Вас. Если есть кто-то ещё, кому Вы хотите его разрешить – пожалуйста, посодействуйте. Я не вправе уничтожать то, с чем можно поступить иначе. И я не вправе определять чужое будущее, поскольку не являюсь ни божеством, ни судьбой.
«Я вынужден признать, что вообще не в состоянии пока понять, что здесь происходит…»
А, если он не понимал – он чувствовал потребность разобраться. Выяснить, с чем они имели дело, при ликвидации объекта станет невозможно.  А также… Да, узнать, что получится в результате всех их стараний по приведению покинутого владельцем разума в порядок, тоже.
-Вы согласны мне посодействовать? Обещаю, что ничему здесь не будет нанесено на малейшего ущерба. Не мной, во всяком случае.

При том, что сэр Шурф некогда официально считался Истиной, то есть тем, что априори непогрешимо, сам он никогда так себя не называл. А всё потому, что видеть, даже в подлинном свете, мало, нужно ещё уметь понимать, что видишь. Не говоря о том, что излишне полагаться на что бы то ни было нельзя, поскольку и оно может подвести, у кого – раз в десять лет, у кого – в сто, у кого – в тысячу, но непогрешимых не существует, а органы чувств – всего лишь органы чувств, а не беспристрастные и всемогущие судьи. До какого совершенства их ни доводи, пока ты человек – они будут такими же, не идеальными, иногда идущими на поводу у самих себя и у того, что их хозяин хочет, может, подсознательно готов увидеть… И ещё – никогда не нужно спешить с выводами. Потому что, как говорил – говорил же, только забыл нерадивый ученик, - всё тот же великолепный сэр Халли, нужно оценивать результат, а не промежуточный вариант, а результата приходится ждать долго, иногда всю жизнь, а порой и её не хватает, чтобы увидеть, к чему привело то или другое твоё действие, предпринятое либо не предпринятое. Это совершить ошибку, достойную школьника… Позорище, честно говоря.
Почему, собственно, ему не всё равно, что будет думать о нём этот рыжий колдун, который, собственно, не имеет и не может иметь никакого влияния на его жизнь и будущее? Наверно, потому, что в отношении иерархии тот уже успел занять для него некоторое достаточно авторитетное место – не важнее собственного мнения, разумеется, но такое, на которое нельзя просто махнуть рукой и спокойно пойти дальше. Всё-таки и без того имелось огромное количество людей, мимо мнения которого ему доводилось проходить каждый день, ничуть о том не беспокоясь. И не столь многие имели на него хоть какое-то влияние.
Это молчание было хуже всего остального. Слёз, вспышки гнева, потока ругательств… Эмоции часто служат шагом, предшествующим примирению. Отсутствие эмоций – это осколки, которые можно склеивать и пытаться внушить себе, что перед тобой то же самое, что было до того, как это разбили, не замечая тонких швов трещин, но не в силах по-настоящему забыть, что их нет… Это если вообще кто-то удосужится хотя бы попытаться склеить.
Вот уж чёрта с два. Так что, подавив желание махнуть на рыжего рукой и уйти, либо сделать всё по своему усмотрению, он понял, что всё равно попытается.
«Может быть, он вполне справедливо больше не верит мне. Кто я такой, собственно, чтобы мне верить… Но, невзирая на это… Я не хочу, чтобы он так и остался с этим чувством…»
-Сэр Юук Ханох, - тихо, почти мягко проговорил Лонли-Локли, подойдя к человеку, которого хотел считать другом и сам же оттолкнул от себя, - Простите меня, сэр Юук. Вы забыли, что гораздо старше меня. И Вы забыли, что я всё ещё только учусь, - развернув Магистра к себе за плечи, он чуть ли не заставил его посмотреть себе в глаза, не заботясь о том, что тот сделает в ответ на столь бесцеремонное отношение.
В глазах Шурфа была боль. Боль, которую человек может породить в себе лишь сам, и никто ему тут ни помощник, ни знахарь. Весьма щедрая порция этой боли, о которой он не мог упомянуть вслух, ибо не позволили бы гордость и невозможность выразить чувства простыми словами. Кто другой под такой сломался бы... И ещё было искреннее желание понять.
-Я ошибся. Поддался сиюминутному порыву, в котором даже не разобрался. Давно со мной такого не происходило, вот я и вообразил, что больше не способен на неверные решения, - с видимым спокойствием проговорил – на самом деле, заставил себя, - он.

Объятия, которые воспоследовали со стороны Шурфа, послужили бы идеальным продолжением картины "возвращение блудного сына", или чего-нибудь вроде того. Они были крепкие, почти агрессивные, но никакой угрозы в себе не несли, да и не могли. И продлились недолго, всего две-три секунды. После этого Лонли-Локли, не желая показаться навязчивым или быть неправильно понятым, отпустил его.
И в очередной раз Шурф поразился – даже не тому, что мнение сэра Юука имеет для него значение, а тому, насколько велико это значение. Он вспомнил, что так ничего и не сказал ни о содержимом резиденции Ордена Разбитых Отражений, ни об её местонахождении. Даже Чиффе, не говоря о том, чтобы официально доложить в Иафах. Вспомнил, что всегда был готов выполнить пожелание этого странного рыжего колдуна, не спрашивая, зачем, кому и почему это нужно. Вот только тот ничего никогда не просил. И дому этому Лонли-Локли по-прежнему не доверял. Что такое разум человека, оторванный от тела, более, кстати говоря, не существующего, и уже очень давно, и помещённый в неподвижное, бессловесное строение? Честно говоря, тут даже здравый ум мог бы рехнуться… И как безумие и наложенная на это место магия повлияли друг на друга, да не так уж и далеко от Сердца Мира, да без пристального надзора – а ощущалось, что тут подолгу никто не бывал? И – мало ли, что вообще могло за это время произойти, может, кто-нибудь в корыстных целях к рукам прибрать пытался – всё-таки дом, и уже неплохо защищённый, хотя, конечно, вряд ли преуспел, ибо чувствовалось, что здание отлично могло постоять за себя. Суметь не сумел, а вот в природе данного явления что-нибудь исказил. Или ещё что произошло… За столько-то лет, ну мало ли как оно сложилось. Дом оставался уравнением со всеми неизвестными, и симпатии к себе не вызывал. Зато Шурф доверял мнению сэра Юука. Тот сказал, а, точнее, всем видом своим показал, что трогать не надо – значит, трогать не надо.
-Вы знаете, я уже не уверен, что к нему вообще следует прикасаться. Но я как официальное лицо… - было почти заметно, что данные слова в кои-то веки не вызывают у Шурфа Лонли-Локли не только энтузиазма, но даже и сколько-нибудь ощутимой тяги выполнять, - …должен убедиться, что никто не пострадает по его вине. Даже случайно, помимо воли обеих сторон. Я могу наложить печати Ордена Семилистника, те самые, которые способствуют защите замка Иафах и благодаря которым тот является неприступным для любого, у кого нет допуска. Я ведь изучил это заклинание, могу его повторить, - ну, уж кому-кому, а сэру Шурфу, этому волонтёру на поприще получения тайных знаний, конечно, только дай возможность что-то исследовать и освоить, - Юридически этот дом станет считаться чем-то вроде филиала резиденции Ордена, во всяком случае, печати будут значить именно это, и никто в здравом уме не полезет проверять, что тут спрятано, фактически же – будет принадлежать, если такое слово вообще применимо к подобным явлениям, только Вам, сэр, и тем из Ваших знакомых, кому Вы доверяете. Вы сами понимаете, что, коль скоро здесь, с Вами, был только я, то и спрашивать, почему и зачем, придут ко мне. А я, видите ли, обычно не распространяю сведения, которые мне доверяют не для разглашения, - в этом заявлении тончайшей нотой сквозило "ну-ну, я бы посмотрел, как кто-то попытается потребовать от меня отчёта за одно из совершённых мной действий", подобного рода вещи он мог простить только леди Сотофе и сэру Джуффину, и Максу - но даже и им лишь до определённого предела, - Явиться же сюда и сунуть нос не в своё дело они не рискнут, видите ли - произвол наказуем, да и не даст им ничего, поскольку мои печати обойти сможет лишь тот, кто в несколько раз сильнее меня - а таким колдунам есть чем заняться и без того, чтобы выпытывать чужие секреты. И ещё могу выписать Вам справку, согласно которой эти ограничения снимут по первому Вашему пожеланию, Вам будет нужно только прийти в Иафах, как Вы сделали это… - он бросил оценивающий взгляд на понемногу клонившееся за горизонт солнце, - …сегодня.
Глаза горели, как у воодушевившегося мальчишки. Ещё бы, при перспективе заняться магией такого уровня. Остальной вид, впрочем, был, как и обычно, предельно корректен. И – как будто ни сумасшествия дома, ни его собственного Рыбника никогда и не существовало. Казалось, смутить покой души этого человека абсолютно невозможно – да куда там, не только смутить, а даже и чуть-чуть поколебать.

-Видите ли, Иафах не зря столько времени считали наиболее защищённым местом в Ехо, а, возможно, и на всей Хонхоне. Вы, полагаю, имеете представление, сколько у Магистра Нуфлина имелось весьма могущественных и решительных врагов… - дипломатично намекнул Лонли-Локли, - Это – чуть ли не единственная вещь, в которой там достигли действительно высоких ступеней. Полагаю, превзойти могли бы только адепты Ордена Потаённой Травы, но очень давно никого из них нет в Ехо… Признаться, я был глубоко восхищён, когда получил доступ к устройству данной ворожбы… Но, если даже допустить, что кто-то сможет попасть на ту сторону… Учитывая необходимые для этого уровень и навыки, я должен сказать, что эти люди будут предпринимать данные действия намеренно, а не случайно, и уж подавно смогут постоять за себя, если потребуется. Зато возможность любого случайного проникновения как вовнутрь, так и чего бы то ни было из дома наружу априори будет исключена, а ведь этого мы и добиваемся, - он глубоко вздохнул, - А спросить я и сам могу. Во всяком случае, попробую. Если не получится установить контакт – этим займётесь Вы.
Для ментального контакта с безумным домом оказалось достаточно снять свои барьеры, собственную защиту, но для улучшения качества связи, так сказать, Шурф коснулся стены лбом и, подняв правую руку, провёл ею по кладке, будто что-то вычерчивая. Во всяком случае, за ней на секунду зависали мерцающие голубые и серебристые искры. Так он, исполняя обязанности знахаря, обычно проводил диагностику организма.
Вот он, весь раскрыт навстречу чужому разуму. Со всеми своими сомнениями, но и с нежеланием вредить и стремлением к обычной осторожности – тоже. Суди, мол. Можешь убить, если сочтёшь, что так надо. Лонли-Локли не мог поручиться, что его не сочтут, как выразился сэр Юук, слишком сложным и потому подлежащим уничтожению, дабы не мешался и покой не нарушал, не загружал процесс мышления слишком сильно.
И вот тут-то Шурф, ничтоже сумняшеся, послал Зов. Да, дому. Точнее, странному разуму бывшего хозяина, коим тот с некоторых пор был наделён.  Лонли-Локли, когда ему было по-настоящему нужно, мог дозваться кого угодно и где угодно. Исключение составляли лишь мёртвые и люди, пребывавшие в другом Мире. А вот слать Зов изначально неживому, но с мышлением человека, пусть и сумасшедшего… Это что-то новенькое, согласитесь?
-Вижу Вас как наяву, сэр. Прошу прощения, что не обращаюсь по имени, но Магистр Ханох не назвал его мне, к сожалению… Моё имя – сэр Шурф Лонли-Локли, и я в настоящее время являюсь человеком, временно исполняющим обязанности Великого Магистра Ордена Семилистника. Магистр Нуфлин больше не обременяет своим присутствием мир живых… Следовательно, в настоящее время я являюсь лицом, обязанным соблюдать покой и порядок на территории Ехо. Ваше существование может являться потенциальной угрозой благополучию столицы, даже если Вы того не желаете. Вы позволите произвести над Вами некоторое магическое вмешательство? Оно не нанесёт Вам вреда, но будет способствовать как Вашему, так и нашему покою.
Безумная сторона сэра Шурфа, если бы не была сейчас до такой степени подавлена, могла бы оценить некоторую забавную сторону момента. Людей, разговаривающих с домами, да ещё спрашивающих у них мнение, обычно нормальными не считают. Но Лонли-Локли было глубоко плевать, тем паче что, кроме сэра Юука, который более чем был способен его понять, свидетелей не имелось.

Шизофрения, леди и джентльмены, это даже не когда ты говоришь с домом. Когда дом тебе отвечает – вот это и есть крайняя стадия. И, тем не менее, сэр Шурф услышал медленные, тяжело ворочающиеся фразы, исходящие от безумного здания и проникающие в подкорку его мозга. Он едва сдержался от того, чтобы не зашипеть из-за повышенной доли полученного дискомфорта - всё-таки не привычный способ Безмолвной Речи, когда общаешься с такими же существами из плоти и крови, мыслящими более-менее предсказуемо, - но всё-таки заговорил, уже более тщательно подбирая выражения и упрощая конструкции:
-Нет войны. Давно нет. Больше ста лет как нет. Год – это двести восемьдесят восемь дней. Много-много времени прошло. И мир. Всё хорошо. Но нужно заклинание. Так будет проще. На всякий случай. Для Вас ничего не изменится, а нам будет спокойнее. Пожалуйста. Оно абсолютно безопасно. Не несёт вреда. Не несёт угрозы. Оно оберегает. На Вас и так сильные чары. Плюс одно дополнительное заклятие. В общем и целом ничего не изменит для Вас. Вы понимаете, я не отстану.
Какие аргументы нужно привести дому, чтобы тот пошёл навстречу - образно выражаясь, конечно, поскольку, если дом ещё и пойдёт, это будет уже полным "концом обеда", - Шурф представления не имел. Не хотелось ему насильственным образом вмешиваться, подавлять дом и вообще всю здешнюю магию собственными волей и колдовством. А ведь, возможно, справился бы. Но так обычно не делается, особенно если обещал, что не станешь поступать подобным способом, и от чистого сердца, если по отношению к его сердцу можно так выразиться, обещал. Лонли-Локли знал, что грубая сила никогда ничего по-настоящему не решает. Ну, за исключением некоторых случаев, к которым данный точно не относился. Поэтому ему было крайне важно убедить старый, замкнутый на себя разум дать согласие добровольно. Даже не так… Он не собирался уходить без этого самого согласия. Вот с места не сдвинется, и никто не справится с данной задачей, пока сам Шурф не захочет. А он не захочет, потому что у него есть чёткая цель и принятое решение, которое необходимо реализовать любой ценой. Это он и так изменил первоначальный план, который, вероятно, обошёлся бы для него проще в плане выполнения, но стоил бы весьма дорого в моральном и психологическом отношении.

Сэр Шурф отстранился от стены с ошарашенным, будто у человека, пробудившегося в незнакомом месте, но, вместе с тем, и сосредоточенным лицом. Несмотря на то, что от беседы с домом он ещё не отошёл, и окончательно придёт в себя не раньше чем через десять минут, но у него явно уже имелась какая-то идея. И, как обычно, скорее всего – весьма своеобразная, но и единственно верная. Он взглянул на Магистра Ханоха с чем-то, похожим на оценивание. Смотрел долго, зрачки застыли и будто пытались увидеть человека насквозь... Смотрел в полном молчании, даже не дышал - вернее, делал вдох, считая до шестидесяти... И вот, наконец, метафорические чаши весов качнулись, выходя из состояния равновесия.
-Ваш знакомый сказал, что решить должны Вы… - бесстрастно проронил Лонли-Локли, как будто сам являлся не вполне живым, а выдавал лишь внесённую в его сознание программу, - «И знаете, что? Если Вы мне сейчас скажете, что всё под Вашей ответственностью, а я могу катиться восвояси… Я, наверно, уйду. Вы возьмёте на свои плечи неизвестность? Поручитесь, что здесь больше не произойдёт ничего, что хотя бы в малейшей мере угрожало безопасности кого бы то ни было из граждан Соединённого Королевства? В таком случае, при любом неприятном инциденте ответ будет спрошен именно с Вас… По всей строгости закона. И не факт, что я к тому времени всё ещё буду находиться в Ехо, чтобы снова попытаться Вам помочь…»
Но он молчал. И смотрел. Пристально, тяжело, серый лёд в ясных, отчётливо свидетельствующих о здравом рассудке и серьёзном отношении к вопросу их хозяина, глазах. Сам Лонли-Локли обычно предпочитал вести себя как перестраховщик. Его недосмотры, как правило, слишком дорого стоят другим людям. Тотохатта умер, а сэр Мелифаро и сэр Макс неоднократно рисковали рядом с ним. Разумеется, Шурф не был помешан на мерах безопасности, он отлично давал себе отчёт, для чего конкретно необходима каждая из них и как они функционируют. И для него это было важно. Вопрос профессионализма.

Обойти печати Иафаха - это даже не шутка. Это нечто из области невозможного. И, хотя сам Шурф ратовал за то, что невозможным нечто бывает как правило лишь на протяжении некоторого периода времени, после чего над прежним "невыполнимым" получится лишь от души посмеяться, но данный случай казался ему особым. Нельзя. Ну вот нельзя, и всё тут.
-Я бы не советовал никому штурмовать её в лоб. Орден Семилистника заслужил всеобщую нелюбовь, а у многих Орденов – даже и ненависть. Во всяком случае, насколько я слышал, Магистр Хонна и сэр Лойсо Пондохва брать его штурмом не решились. Эту резиденцию давно сровняли бы с землёй, если бы не эти чары. И, как мне известно, некоторые Ордена пробовали объединяться, дабы совместно вести боевые действия против Ордена Семилистника, но даже и эти попытки провалились. Лично мне не доводилось видеть ничего более сильного. Возможно, это и не аргумент, но даже в худшие свои дни я не рисковал приблизиться к Иафаху с дурными намерениями.
Он говорил с недоумением человека, которому ребёнок сказал, что сможет сдвинуть с места скалу, причём сказал с абсолютной убеждённостью.
«Ничего, скоро он сам сможет почувствовать, что это такое…»
-Примерно так я и планировал поступить… Я собираюсь поставить ограничительный барьер за пределами действия всех остальных здешних заклинаний, - пояснил сэр Шурф, любуясь на схемы, как могло показаться - не без некоторой снисходительности, - Это будет нечто вроде непроницаемого купола. Незримого для всех, но оберегающего от любой неожиданности. Вы немедленно узнаете о чём бы то ни было, что произойдёт здесь. И я узнаю также. Примерно так работает защита замка Иафах, благодаря которой каждый посвящённый адепт узнаёт о несанкционированном проникновении. В данном случае посвящённых только двое. Хотя, Вы сможете провести с собой гостя, если пожелаете. Можете пойти со мной, если хотите посмотреть, как колдовство будет выглядеть со стороны, но попросил бы не прикасаться ко мне в процессе. Сами знаете, чем может быть чревато прерывать уже начатое заклинание.
Договорив, Лонли-Локли непринуждённо зашагал от дома к ограждению. По-видимому, безумие не оказывало на него ровным счётом никакого эффекта. Он шёл так непринуждённо, свободно, спокойно и даже почти неторопливо, как будто прогуливался по своим любимым пустынным пляжам, созданным сэром Максом.
А вокруг сгущались потоки магической энергии. Было очевидно, что, реши сэр Шурф стереть как минимум этот участок с лица земли – и ему бы это удалось. Хотя, возможно, вычерпало и истощило бы его до предела. Но эта магия тонкими безвредными потоками скользила по округе, прикасаясь ко всему на своём пути и как бы считывая информацию. Лонли-Локли привязывал заклинание к местности, а местность – к заклинанию.
Постепенно потоки колдовской силы начали светиться. Бледно-голубой и белый. Цвета Ордена Семилистника. Связывая нити чар в петли и узлы, Шурф направил их куда-то вверх, в небеса высоко над своей головой. Там они мерцали и переливались. Барьер сплетался, креп, разрастался. Приобретал форму сферы. Центром же данной сферы явно был дом. И вот, на самой вершине купола сверкнул знак Сияющего Семилистника. Это и была печать. Она горела ярко, счастливо, сильно, изливая вокруг себя волны умиротворения, правильности происходящего… Благостности. Сама метка была нейтральной, однако, её заряд был, скорее, положительным. Нет хорошего или плохого колдовства, есть люди, которые используют его с разными целями.
Чары на Иафахе были мощнее, и накладывали их несколько колдунов одновременно. Колдунов куда более опытных, чем сэр Шурф. Но и задача перед ними стояла иной. Они и должны были создать непробиваемую преграду на пути всех и вся. Это же место вряд ли кто-то будет нарочно штурмовать, так что мера являлась, скорее, мягко-превентивной, то есть предупреждающей на всякий случай.
Лонли-Локли и сам светился. Точнее, тусклое сияние исходило от его кожи, что делало фигуру человека ирреальной, пребывающей на грани между миром живых и миром мёртвых. Или же какой-то другой грани? Между человеком и чем-то абсолютно иным? Кто знает… Но Шурф точно не помнил и не осознавал ничего, кроме непосредственного задания, которое ему необходимо было довести до конца. Ему стало тяжело дышать, и, когда он отпустил нити до конца, то ощутил, будто кто-то вычерпал из него всю энергию. Даже жизненной оставалось очень мало. Не рассчитал запасы своих ресурсов. Выдохся.
Теперь чары существовали отдельно от него, а экс-Мастер Пресекающий ничего перед собой не видел. Только черноту, обычно предшествующую обмороку. И теперь либо та могла проясниться, показав ему очертания окружающих предметов, либо он благополучно отключится.