-Домой… - Вот и сказано это слово. Бережные, но в то же время и сильные объятия дарили непривычное ощущение покоя и защиты. А знаешь ли ты, что это для меня означает? Глядя на мягко, и как-то на редкость тепло улыбавшегося друга Тотохатта поймал себя на мысли, что ему, «приютскому крысёнышу», раньше больше всего хотелось, чтобы его вот так, ну или почти так, наконец-то взяли домой. Ответ прозвучал негромко и не слишком уверенно.
-Мне без разницы.- "Лишь бы ты был рядом со мной. " звучало невысказанным рефреном. Выброс эмоций сыграл с ним кажется дрянную шутку, чувствуя себя обессиленным и ощущая уверенную и сильную хватку рук напарника, друга а теперь, еще, по всей видимости, и в каком то смысле "отца", если учесть, что без его помощи Тотохатта не мог полноценно вернуться, он, продолжая цепляться из последних сил прижимался к груди несущего его Шурфа жмурясь и от выплесков яркого солнца, и от слез, которые были готовы снова брызнуть искристыми каплями. Окружающее качалось, расплывалось, краски, словно сошли с ума, они были такими яркими, искристо-чистыми и "промытыми" словно в первый день творения. Странная, вибрирующе-тонкая нить пронзавшая его суть невидимым но отточенно острым, ядовитым клинком до самых недр, звенела мешая думать, дышать. Сочтя, что он просто обязан так поступить Тотохатта замер пытаясь разобраться в происходящем.
Продолжая цепляться с такой силой, словно его вот-вот от него оторвут, и, чувствуя странное, давно уже им не испытываемое умиротворение от ощущения нужности, необходимости, Тотохатта принялся вспоминать свое прошлое. Ему вспомнился один эпизод когда Шурф, практически вот так же просто взял и сорвал его со следа, выдав в своем непревзойденном стиле парочку весьма убедительных внушений, после которых Мастер Преследующий немного все же "присмирел", ровнехонько на три рабочих дня, и даже честно попытался за это время "принести обществу и коллегам минимальную пользу", но только испортил самопишущую табличку и извел, по выражению Ренивы, "горы бумаги". Дальше воспоминания, как правило, также были связаны с работой, старший напарник «вправлял шалопаю» его «хоть и светлые но на редкость хаотично устроенные мозги, в которых здравый смысл соседствует с детской придурью». Сэр Шломм вспоминал, как они с Шурфом сидели у того дома и с удовольствием обсуждали принцип работы печатной машины, которая сразу ставила колдовскую печать подлинности на монеты, потом посещали «Трехрогую луну» где одно время выступало очередное светило на ниве поэзии. Пронзительное ощущение неправильности буквально-таки чуть ли не в голос вопило, требуя, чтобы экс Мастер Преследующий исправил собственную ошибку. Вначале решив, что ему стоит поблагодарить мир за свое возвращение, хоть и удивляясь его черному чувству юмора, благодаря которому он, Тотохатта, снова стал подростком, колдун замер пытаясь осознать так это или же не так. ПрОклятое ощущение неправильности ничего пока ему не говорило, и сэр Шломм, прижимаясь к груди друга, замер, пытаясь вызвать у себя чувство горячей признательности.
Не зная, кого он толком благодарит, Тотохатта мысленно благодарил и друга, который сейчас, немного подуспокоившись, решал, что ему дальше делать, и пронзительно яркое небо над головой, и тепло солнечного луча, гладившего его лицо, и весь этот чудный, удивительно живой мир. Живой настолько, что ему сейчас казалось, будто ручейки чего-то не видимого глазом, но столь же осязаемого, можно сказать, что это были текущие ручейки энергии жизни, они, свиваясь в прихотливый узор и ни разу не повторяясь, прозрачно искристыми всполохами раскрашивали действительность, но клятое ощущение уже сотворенной им ошибки никуда не уходило. Прижавшись виском к виску и замерев, словно бы застыв, подросток осторожно отлепив левую руку принялся на ощупь изучать памятное ему лицо, заново знакомясь. Он, едва ощутимо касаясь кончиками пальцев лица друга провел линию лба, коснулся брови, затем мазнул кончика носа, и, скользнув указательным пальцем по краю скулы, наконец-то коснулся ворота белого лоохи, в который чуть погодя и вцепился, сжав ткань собранную в складки возле предплечья в горсть.
-А ты почти не изменился.- Голос был глуховатым и очень задумчивым. Только лицо стало строже и меток горечи больше. Острый, пронзительный, из-под прикрытых ресниц, взгляд мазнул по профилю друга. И альтер эго едко подтвердило. А ты чего думал, неужели, еще не дошло до идиота, что он все это время страдал, корил себя, вспоминая про твою, чурбан ты бесчувственный, смерть. Каково ему сейчас было, ты хоть соображаешь?
И в этот-то самый момент его, как принято говорить, «накрыло». До помутнения в глазах, едва ли не до нутряных, почти неощутимых, спасибо пледу, судорог. Только теперь он осознал, что натворил. Яркий солнечный свет стал непроглядным мраком, гораздо более плотным, чем туман, который их обоих встретил. Отвращение к себе самому достигло такого уровня, что еще миг - и его начнет буквально таки выворачивать от омерзения.
Совесть пусть и ранее молчащая под влиянием необычной обстановки «взяла за жабры и вздела на крюк».
Судя по всему, ничего-то вы не впиливаете, сэр Тотохатта Шломм, как сказал бы этот прощелыга, знакомец по Королевской Школе... Эм, как там его звали... Не помню. Не важно... Важно то, что грош тебе как другу, коль ты считал, и имеешь наглость считать его своим другом, абсолютнейше не учитывая его интересы и желания.
Сердце, замерев, подпрыгнуло куда-то в район горла, мешая дышать, и, резко стукнув, ухнуло вниз, оставляя, как следствие, нудную и тянущую боль в груди.
Если бы у вас ничего не вышло, ты бы его за собой потянул, только стоило вспомнить, а ты даже не удосужился, друг называется, какой у него был в этом грешном Иафахе взгляд, стоило тебе туда придти и завести этот разговор. А у него наверняка есть любимая женщина, вспомни того человека в его темном доме, срок то твоего «отсутствия» не днями исчислялся, а годами. Друзья, которым он тоже дорог, но не-эт, ты, ты поступил как махровейший, самовлюбленный эгоист. В сей темный миг Шломм поистине презирал и ненавидел себя, в то время как альтер эго, на пару с совестью, радостно продолжили свои "погрызания". Тебе показалось мало телесности, снова захотел «стать как все нормальные люди», не учитывая того маленького фактика, что именно он тебя и призвал обратно. Ты не учел, что он, считая себя и только себя виноватым, в твоей же наивной дурости, пошел исправлять «якобы допущенную им ошибку», хотя, на самом деле, если тогда кто и был виноват, то только и исключительно ты! Так что, теперь сэр Тотохатта Шломм, если ты не скажешь ему все, как оно есть, то ты - трус и мерзейший человек, не достойный хорошего к себе отношения.
Побледнев до едва ли не призрачного состояния и явно заставляя себя хотя бы позвать на безмолвной речи напарника Тотохатта тихо проговорил. сэр Шурф… Я хочу… Нет… Не так… А как я не знаю… Просто Послушай… Я...-долгий взгляд и затаив зачем то дыхание мальчишка глухо и прерывисто вытолкнул из себя. Прости. Я, редкий мерзавец и махровейший эгоист. Закрыть глаза, так легче… Тебе. А ему? Не-эт. Смотри, смотри и запоминай. Если он просто оставит тебя здесь, то будет только прав. Это, самое малое из наказаний которого ты достоин.
-Не знаю, сможешь ли ты меня простить, но это правда. А правду говорить неожиданно легко…- краем скользнула зыбкая, до призрачности мысль. -Я виноват, что поступил с тобой слишком некрасиво, и это еще слишком культурно сказано.- На миг замерев позволил обхватить ладонями лицо друга вглядываясь в то и запоминая малейшие оттенки смены эмоций похожие на легкие тени.
-Я не учел, что ты, считая себя и только себя виноватым, в моей же наивной дурости, пошел исправлять «якобы допущенную тобой ошибку», хотя, на самом деле, если тогда кто и был виноват, то только и исключительно я сам!
Мало того… Я пришел, абсолютно не щадя ни твоих чувств, ни тех, кто был рядом с тобой в то время, когда… Когда меня уже не было. Потребовал, полагаясь на твою порядочность, помощи, будучи уверен, что ты не сможешь мне отказать, хотя и сам прекрасно мог без той обойтись, не терзая и не мучая тебя.
И наконец то проклятый пронзительный звон как то на редкость резко пропал, он не лопнул он просто… Растворился оставляя после себя звенящую пустоту и ощущение сходное с полетом-прыжком в бездну.
-И... Я не смею...- осторожно продолжая удерживать в ладонях лицо друга, брата, лицо человека ради которого он действительно мог пойти если не на все, то на многое, Тотохатта безнадежно улыбнулся договаривая пронзительно тихо. -Ннадеяться на твое прощение.- Лицо мальчишки дергалось в странных гримасах, словно он хотел плакать но слез не было. Это было бы слишком... Несбыточно. А в голове звенело похоронным звоном Ну вот и все... Ты сам сам во всем виноват и некого винить. Мелкий самовлюбленный эгоист и поганец использующий людей без зазрения совести.
[AVA]http://s7.uploads.ru/t/HDrum.jpg[/AVA]
