Понемногу сгущались мерцающие сиреневатые сумерки. Свежий ветер свободно веял в лица двух пассажиров открытого амобилера. Сэр Шурф, не привыкший к существованию в атмосфере если и не совершенного счастья, то весьма близкой к тому, до сих пор пребывал где-то между эйфорией и дурманом. Его любимая женщина, теперь – официальная супруга, кружила ему голову отнюдь не в буквальном смысле. И сэр Лонли-Локли изрядно сомневался, что в подобном состоянии ему вообще можно сидеть за рычагом. Впрочем, пока что он вёл относительно прямо, хотя и почти не следил за скоростью. Ещё чего – ответственность за хрупкое сокровище, которое он вёз, была единственным, что помогало сейчас концентрироваться на пути перед колёсами амобилера, а не на новоиспечённой жене.
-Это что же ты со мной сделала, леди? – спустя продолжительный период молчания тихо проговорил он, не отводя задумчиво-мечтательный взгляд философа с уклоном в любовь к природе от дороги, - Скажи честно, Хельна, ты не использовала древние уандукские приворотные зелья? - хотя… Шурф был почти уверен, что они бы не справились, поскольку научился распознавать их на вкус, да и нейтрализовывать любое подобное воздействие на свой организм. Оставалось признать, что новые переживания являются абсолютно естественными, порождёнными как влечением тела, так и движением души. Однако, тут была некая сложность… Лонли-Локли неоднократно имел дело с дамами, которые чётко знают, чего хотят, равно как и чего он от них хочет, и ни одна из сторон не требовала ничего сверх взаимного удовлетворения. Однако, он совсем не был уверен, что вправе вторгаться в жизнь чистой, в чём-то ещё такой наивной и доверчивой, непосредственной и ничем не испорченной, не приученной бояться жизни девушки. С таким ощущением люди, чьи пальцы приспособлены исключительно к грубой, примитивной работе, не решаются прикоснуться к произведению искусства, - Я ничего не понимаю, однако, пожалуй, едва ли не впервые в жизни… - «…во всяком случае, в этой…» - …меня это ничуть не волнует, - признался Шурф.
Мастер Пресекающий был обескуражен, выбит из колеи, он утратил всякие точки равновесия и больше ни в чём не был уверен. Он привык требовать и брать, а не просить, не умолять, не ожидать с затаённым трепетом, не решаясь сделать вдох, ответа какой-то там простой девчонки, тем более – тревожиться о том, что не встретит взаимности. Ага. Вот именно в том-то и дело. С теми, кого он считывал как раскрытые книги, видел насквозь и практически ни во что не ставил, кроме как в качестве обоюдного развлечения на одну или несколько ночей, может быть, если дамы являлись ещё и ведьмами - попутно источника какой-нибудь любопытной информации, вроде секретов давно забытого всеми Ордена, или тщательно оберегаемой веками тайны некоего  сложновыполнимого, но когда-нибудь могущего пригодиться колдовского ритуала - ибо до подобных вещей сэр Шурф всегда был большой охотник, - никаких проблем не возникало. Его интересовала какая-то конкретная личная цель, а не, собственно, сама девушка. Здесь же вдруг вышло наоборот. И, оказалось, что всякий становится неописуемо уязвимым, когда хотя бы капля его благополучия начинает зависеть от чужого мнения или слова.

Сэр Шурф приостановил амобилер, аккуратно вывел его на обочину дороги, выключил кристалл и адресовал долгий взгляд в глаза леди Хельне. Прошло минут шесть, прежде чем он сообразил, что это леди так шутит. Именно благодаря цепочке логических рассуждений – во-первых, он чувствовал, когда его обманывают, во-вторых, исходя из её характера, сколь ему уже удалось изучить таковой, сэр Лонли-Локли исключал возможность такого события, и, в-третьих, рассудил, что его чувства к ней зародились ещё до того, как он вошёл к ней в дом, а, значит, имели естественное происхождение. Не подкупила же она повара в "Ужине Вурдалака".
-Исходя из имеющихся у нас возможностей и перспектив – я тоже думаю, что справимся, - наконец, серьёзно кивнул Мастер Пресекающий, - Во всяком случае, необходимости искать пути отступления от принятого нами совместно и в здравом уме решения я не вижу.
Без Перчаток Смерти, в одежде ничем не примечательного гражданина, с чёрными волосами, которые обычно носил, забранными в строгий хвост, а ныне свободно распустил по спине и плечам, он был не очень-то похож на себя. Особенно же разительно отличалось всё то же выражение лица. Оно стало естественным, человеческим, а не маской отстранённо-высокомерного безразличия ко всему и вся, пока ему не мешают пить камру или читать книгу. И, наверно, для того, чтобы улыбнуться, ему не хватало лишь практических навыков, да и мышцы не были в достаточной мере для подобных упражнений разработаны – закостенеть успели от длительного пребывания в одном и том же состоянии.
Обратив взгляд наружу, из амобилера, дабы выяснить, просто ли так судьба привела их остановиться именно здесь, или с неким умыслом, дала что-то вроде бессловесного намёка, Шурф поневоле залюбовался.
Из-под роскошной зелени пышных раскидистых крон виднелась широкая полоса блестевшей немного вдалеке водной глади. Несколько протоптанных в густой, безудержно радующейся жизни траве узеньких тропок вились между деревьями, и немалая их часть вела именно в сторону неизвестного водоёма – скорее всего, большого озера. Природа здесь дышала первозданной свежестью, несмотря на то, что люди в этих краях явно бывали, и не раз. Видимо, так действовал приход весны, обновляющей и умывающей всё вокруг набело.
-Здесь красиво, - вроде бы, голос был тихим, звучал как констатация некоего довольно скучного факта, однако, человека с развитой интуицией такой не обманул бы. Сэр Лонли-Локли был тронут. Каждый оттенок, каждый блик, каждый шелест, каждый малейший трепет какого-нибудь робко дающего о себе знать листка пробирал его насквозь. Небо вдыхало умиротворение. Краски ласкали взор. Всё здесь было достаточно гармонично, неторопливо, на своём месте и в своё время, мечтательно, загадочно, ПРАВИЛЬНО, что он, конечно, не был в силах устоять перед прелестным зрелищем.

Кто это сказал, что, если женщина уступает слишком быстро и легко, то она так же стремительно и приестся, и, следовательно, нет смысла тратить на неё время всерьёз – развлечься ещё куда ни шло, но по-настоящему увлекаться не надо? И что в таком случае подобные люди сказали бы про леди Хельну? Возможно, в лучшем случае обозвали бы авантюристкой и лицемеркой, мгновенно воспользовавшейся сложившейся ситуацией в свою пользу… Шурф, однако, давно считал себя взрослым человеком, принимающим решения на свой страх и риск, и он ничуть не сомневался, что совершил свой сердечный выбор сам. И плевать он хотел на положение звёзд, предопределение, опасность – если бы та угрожала ему одному. Он, пожалуй, в ту ночь был готов даже снова столкнуться с Кибой – и, когда Хельна засыпала рядом с ним, искренне полагал, что дело того стоило… Хотя, конечно, умирать, распробовав в жизни новый вкус, только-только начав приобретать абсолютно новый опыт, не хотелось, не говоря о том, что для леди было бы не лучшим вариантом обнаружить утром его бездыханный труп. Поэтому Лонли-Локли твёрдо решил, что, если мёртвые Магистры сунутся-таки к нему, он будет бороться за себя до последнего.
«Не хочу я погибать, если в этом Мире у меня теперь есть ты… Теперь уж точно не хочу...» - а ведь даже у него неоднократно бывали моменты, когда он не то чтобы принимал мысль о собственной смерти - просто та переставала казаться ему отвратительным и неприемлемым событием, а философское "умер - и умер, все там будем" служило покровом, подсознательно наброшенным им на собственные утомление и равнодушие.
На их работе не давали никаких расписок, гарантий безопасности вообще и даже перспектив дожить хотя до следующего же вечера не обещали. Но, всё-таки, поразительно сильное влияние имеет понимание того, что кто-то где-то предпочитает видеть тебя исключительно живым и здоровым.
-А, знаешь, привыкнув выживать, я давно успел позабыть, что такое значит по-настоящему жить. Встречать утро не с усталой благодарностью кому-то, кто согласился позволить тебе влачить существование ещё один день, а… Даже не знаю. Непривычно. Радоваться, наверно. Мне трудно оперировать подобными категориями, - Шурф был смущён, и выражалось это в том, что он говорил чуть быстрее, чем обычно. И даже один раз чуть не сбился, - Я привык забывать о существовании других людей сразу, как только они пропадают из поля моего зрения. Большинство для меня недостаточно яркие, у других разбалансировано дыхание, и сами они кажутся сами себя не понимающими путниками, заблудившимися между двумя точками, меж тем как от первой до второй пролегает прямой и ясный путь… А ты – настоящая. Цельная. Я воспринял тебя совершенно иначе, чем всех тех, кого встречал прежде и кто пытался добиваться моего внимания и моей… Благосклонности, я бы так сказал. В каком-то смысле при знакомстве с тобой некая часть меня переродилась заново, но я пока не решусь точно сформулировать, что изменилось, почему и в какую сторону. Это было похоже на некое очищение, - задумчиво продолжал он, - Никогда не думал, что такое чувство, как любовь, когда-либо будет представлять для меня интерес... Собственно, я самонадеянно полагал, что уж кого-кого, а меня эта опасная эмоция не затронет... Понимаешь, привыкнув полагаться только на себя, я не мог принять, что когда-либо хотя бы малая толика моего благополучия и хорошего душевного состояния будет зависеть от другого человека, - объяснил Мастер Пресекающий, - Сознаюсь, что мной двигало несколько эгоистическое желание оставить то ощущение, которое у меня возникает рядом с тобой, у себя на как можно более долгий период времени. Ты сможешь простить меня за это когда-нибудь?
Ему вдруг пришла в голову одна идея. Небольшая, но могущая представить собой некоторый интерес для Хельны.
-Например, если я сейчас тебе кое-что покажу. Знаешь, последствия взаимодействия с Орденом Дырявой Чаши не ограничиваются тем, что корабль со мной на борту пойдёт ко дну.
Замысливший нечто Шурф Лонли-Локли вдруг обрёл что-то от того беспечного подростка, которым некогда являлся. Наверно – нечто вроде лёгкой бесшабашности тех лет во взгляде. Во всяком случае, это что-то ему очень шло. Во всяком случае, помогало поверить, что Хельна вышла замуж не за уставшего от всего на свете, и в первую очередь – от собственной непроходимой, непробиваемой нормальности колдуна, имеющего за плечами пару сотен лет и солидный опыт в области безумия.

Сэр Джуффин Халли всегда обожал повторять, что счастье и удачная личная жизнь противоречат колдовскому могуществу. Оно и понятно, конечно – хотя бы уже потому, что маг вынужден распыляться на дела, не являющиеся его основным призванием, тратить себя на всевозможные мелочи, а то и, страшно подумать, вовсе перестаёт куда-либо стремиться, довольствуясь тем, что имеет, и боясь это утратить. Однако… На самом деле, любой человек всегда успеет остаться в одиночестве. Если верить тому же Кеттарийцу, у Шурфа впереди было несколько веков жизни, и он успеет целиком и полностью посвятить себя непостижимым чудесам и иным необъяснимым вещам. Но до тех пор ему нужно распробовать обычную человеческую жизнь, получить полную меру удовольствия от всех радостей и сюрпризов, которые та может дать, взять весь возможный опыт, и только потом стремиться дальше. Поскольку он имеет большие шансы пережить Хельну, а жениться заново вряд ли станет, поскольку, как она правильно заметила, является однолюбом – у него одиночество и погружение в те сферы, которые преобразуют всякую личность навсегда, впереди. Никуда не денутся, родимые. А сам сэр Шурф отнюдь никуда не спешит, всё в его жизни всегда шло неторопливо, большие промежутки занимал срок каждой новой жизни.
И он получит от семейной жизни всё, что та может в принципе принести. Стоит отдать Лонли-Локли должное – и подарить в ответ он был готов не меньше.
-Пожалуйста, Хельна, дай мне руки, - он подал ей обе раскрытые ладони, дожидаясь, пока она вложит в них свои, и направил несильный магический импульс. От его рук по её рукам вверх побежали, обвивая те, петли золотистых спиралей, они плотно прилегали к коже, забирались под одежду, приятно кололи тысячами крошечных искр. На пару секунд Хельна вся как бы осветилась тёплым, прозрачным, радостным, янтарно-жёлтым сиянием. Сам Шурф при этом что-то шептал, сосредоточенно и беззвучно. Когда всё снова пропало, он отпустил её левую руку, продолжая держать молодую женщину за правую ладонь, ощущая, как её тонкие пальчики цепляются за его кисть, и приглашающе потянул Хельну за собой в сторону озера, - Пойдём, я думаю, теперь у тебя получится, - сам он, надо полагать, собирался подстраховывать и не позволил бы ей пострадать, если бы выяснилось, что обряд подействовал неправильно или вообще не сработал.
С самым серьёзным, даже торжественным – куда там послам Его Величества, встречающих гонцов из Арвароха, - выражением лица Шурф повёл жену на озеро. В центр. Сам он шёл по воде аки посуху, даже, кажется, не замечая разницы, но ему было важно, чтобы и у неё это получилось. Лонли-Локли предвкушал, что она должна почувствовать от такого подарка.
-Когда со мной это в первый раз проделали, я чуть не ошалел. Потом говорил, что о таких вещах надо предупреждать, я уж было решил, что тот Старший Магистр решил меня утопить, и собирался продемонстрировать, что со мной этот номер не пройдёт, - вспоминая, с каким гордым и независимым видом он отмахнулся тогда от активно подталкивавшего его в спину Магистра, давая понять, что согласен на эксперимент, дабы тот отстал уже, и шагнул в огромный бассейн при резиденции, Шурф качнул головой, - Ритуал подобный каждый проходил в своё время, когда становился полностью к нему готов. Для каждого, как ты понимаешь, такой момент наступал в разный срок... Нас не выстраивали в единую шеренгу и не обучали одного за другим. Я никого не спрашивал о том, какие обряды предстоит пройти для завершения посвящения, поскольку мне казалось это глупым поведением растерянного и боящегося перспектив новичка, а отец не рассказывал, видимо, для того, чтобы не испортить мне первое впечатление. Всё же, когда знаешь наперёд, весь эффект теряется… Да, это будет длиться несколько часов, а затем – пройдёт. Нужна многолетняя практика для того, чтобы он прижился в организме, укоренился в теле. А на другого человека такое наложить может только опытный, хорошо знающий, что и как делать, колдун. И то сказать… На некоторых этот ритуал не работает. Никто не знает, почему. Впрочем, такие и в Ордене у нас остаться не могли. Не для них путь.
На самом деле, описать разочарование ребят не представлялось возможным. Но да, у некоторых ключ к могуществу лежал в совсем иной области, а другие попросту не имели способностей к Очевидной Магии. Что уж тут поделать...

Другой на его месте сейчас начал бы радостно улыбаться, а то и вовсе рассмеялся бы, начал бы трепать рукой волосы, пытаясь скрыть смущение, или ответил на три слова несколькими десятками. Тот же сэр Мелифаро, например. Шурф, не умея словесно выражать свои переживания, точнее, не приучившись это делать, поскольку обычно не испытывал такой потребности, просто молчал. На этом, однако, всё не закончилось. Не отводя своих серых глаз от её зелёных, Лонли-Локли положил правую руку на талию Хельны, отводя другую как для танца… Однако, почему как? Очень скоро стало ясно, что именно этим он и хочет заняться.
Гладь воды – вместо паркета или плитки. И такт ему отсчитывать не требовалось, и так превосходно чувствовал. Выражение лица Мастера Пресекающего приобрело мечтательно-отстранённое для всего мира, кроме леди Хельны, выражение. Он смотрел ей в сердце и в душу, и ничего-то нельзя было скрыть от внимательного, тёплого и изучающего одновременно, взора.
-Хельна, скажи мне, пожалуйста, почему ты… Совсем не боялась меня? Даже не беспокоилась? Пригласила к себе домой, хотя, насколько я успел тебя узнать, ты не то что обычно так не делаешь, а я бы не удивился, если бы подобное вообще произошло впервые... Ты ведь изначально знала… Что я из себя представляю. И, видишь ли, слухи, которые ходят и обо мне лично, и обо всей нашей организации, мягко говоря, нелицеприятны. Многие искренне полагают, что я способен убивать любого встречного, который косо на меня взглянет, как будто на дворе всё ещё Смутные Времена, а я – Безумный Рыбник. И да… Из-за него мне обычно тоже не слишком-то доверяли. Как будто, если я приглашаю девушку куда-то, то исключительно для того, чтобы там вновь обратиться в сумасшедшего и съесть её. А ты не испугалась, ты сказала, что чувствуешь надёжность. Со мной, - он даже головой качнул пару раз, едва заметно, - Не то, чтобы мне было трудно в это поверить… Но очень странно. Непривычно, я бы сказал. Ты увидела во мне именно то, в чём мне, как правило, и отказывают. Я не был тебе ни страшен, ни отвратителен… Самое мягкое, в чём меня обвиняли - это в холодности и самовлюблённости. Только потому, что я сразу видел, будет у меня что-то с человеком или нет, и, поняв, что единственная встреча отдала всю возможную полезность, прощался и спокойно уходил... А те, кто ожидал от меня иной реакции, потом долго пытались подобраться ко мне, некоторые даже караулили у порога... Хотя, я до сих пор не понимаю, в чём вкус тратить время на то, чтобы доказать совершенно чужому человеку, до какой степени он плох и не оценил тебя по достоинству... Но ты доверилась, кажется, вовсе ничего не ожидая от меня взамен, просто потому, что воспринимала это как правильный поступок... И сейчас. Тебе совсем не страшно? Или ты не веришь, что я способен потерять над собой контроль? Или ты готова идти на такой риск?
Это было, конечно, невозможно, но Хельна-то как может быть в том уверена? Встречая или недоверие, или равнодушие, Шурф просто пасовал, пытаясь расшифровать для себя её образ мыслей. Если бы хоть что-то из грешных слухов оказалось правдой – она бы сейчас находилась в крайне незавидном положении.

Шурф не был бы собой, если бы не задавался постоянно вопросом, насколько правомерно с его стороны ради своего счастья ограничить свободу другого живого существа – потому что брак какие-никакие, а рамки накладывает-таки. И подобные слова от любимой девушки весьма дорого для него стоили. Фактически – бесценно, если на свете хоть что-то может не иметь своей цены, какой-нибудь особенной, вовсе не всегда в валюте выражающейся…
Он обнял её левой рукой, пальцы правой ласково перебирали мягкие тёмные локоны, а от неё пахло всё так же – слиянием человека и дитя природы. Первое – тёплое, даже горячее, второе – умиротворяющее, обещающее гармонию и покой, словно бы шепчущее: "вот ты и вернулся домой, глупыш маленький". Что-то такое положено говорить матери путешественника, отправившегося в столетнее странствие. И она уже пожилая, и он почти состариться успел, а вот же… Свою родную мать Лонли-Локли никогда не мечтал увидеть. Скорее, наоборот, она внушала ему что-то вроде отчуждения. Просто посторонний, абсолютно незнакомый человек, до которого нет никакого дела...
Новый вдох дался с огромным трудом. Но, когда Шурф наконец смог это сделать, он испытывал ощущение, которое в общем понимании было бы, пожалуй, наиболее близко к традиционному понятию "счастья". А почему, собственно, нет? Он не припоминал, чтобы в здравом уме и твёрдой памяти подписывал официальную бумагу со своим отказом от данного чувства. А Рыбник и подавно такими вещами не занимался - его редко когда можно было задержать на одном месте на то время, что требуется для того, чтобы поставить подпись, да и мысли его бурлили тогда так, что вместо чёткого росчерка фамилии вышла бы непостижимая каша. В лучшем случае, заметьте.
-Никогда я тебе вреда не причиню, - уверенным шёпотом пообещал Лонли-Локли. Подлинные клятвы всегда даются так вот просто, и сказанное Шурфом сейчас, благодаря подлинности своей, перешло границы простых слов и выросло в ранг закона, который покарает его при малейшей попытки нарушить. Потому что он сам так для себя захотел. Сам выбрал. А это – в подобных вещах, пожалуй, главное. И пусть его не станет, если он преступит данные слова.

Если бы всё ещё была Эпоха Орденов, он бы превратил Хельну в птицу, чтобы та узнала, что такое высота и полёт, в рыбу – чтобы она смогла понять, что значить жить в воде и видеть одну из недоступных большинству людей сторон мира, в цветок – чтобы выяснила, в чём может быть радость от прикосновения к лепесткам лапок насекомых и как нежные бутоны по утрам дремлют в ожидании первого солнечного луча… Такой подарок был бы куда менее тривиален, чем украшения или букеты, дорогие лоохи или новый амобилер последней модели. Тьфу, какая пошлость. А в чём и смысл быть женой колдуна, если не в том, чтобы прикоснуться к чудесам? Но нет, пока не получится. Может, потом – когда-нибудь, как-нибудь. Хотя, отвыкнуть от мысли, что Сердце Мира – субстанция хрупкая и требующая особенно бережного к себе отношения, вряд ли когда-либо представится возможность.
О чём тут говорить? В Эпоху Кодекса даже просто взлететь нельзя, а робкие приподымания над землёй стоят огромных усилий.
-Можешь, в течение ещё как минимум двух часов это будет безопасно, - кивнул Лонли-Локли. Она, наверно, имеет в виду какую-то игру? Он, наверно, никогда не поймёт вкус в подобном. Ему больше нравится медленно, вдумчиво прогуливаться, наслаждаясь каждым оттенком, каждым бликом на воде, плавным изменением ракурса, под которым виден берег, потому что пейзаж на самом деле не один – их столько же, сколько будет шагов.
То, что он чувствует - не совсем счастье. Скорее - это ощущение новизны происходящего, тесно переплетённое с ощущением наполненности, совсем как когда срастается дыра в полотне или последний кусочек паззла в мозаике занимает своё место. А Шурф и не понимал доселе, что ему может чего-то не хватать. До Хельны он вообще полагал любовь - условностью, а брак - традицией, одной из тех, за которыми люди прячутся, когда не в силах более выносить одиночество. Он и предположить не мог, что это способно доставлять настоящее удовольствие. Во всяком случае - большее, чем при обычных, ни к чему особенно не обязывающих, отношениях с женщинами. Лонли-Локли прежде считал, что только такие и бывают. И ещё так называемая дружба - нечто уже совсем иное, и тоже выгодное и удобное лишь постольку-поскольку.

Сумасшедшая реакция… Ну да, а иначе в Смутные Времена было не выжить. Иногда спасение от смерти отделяет не секунда – куда там, это роскошь! – а доля мгновения, столь малая, что её невозможно сосчитать. А ещё – решительность. Когда реагируешь быстрее, чем успеваешь хоть немного подумать. Шурф привык так жить. Он приучился видеть опасность за каждым поворотом, и даже в Эпоху Кодекса не мог позволить себе расслабиться. Только не с такой должностью, как у него. Не со многими тысячами убийств за плечами, от рук Безумного Рыбника или наёмного убийцы, в которого превратил его Джуффин, или нынешнего Мастера Пресекающего Ненужные Жизни. И пусть его ненавидели только криминальные элементы и их ближайшие родственники, всё равно этого было достаточно, чтобы никому не доверять. А тут – такое. То, что Хельна – искренна, он видел, чувствовал всей кожей её открытость навстречу ему. Эта девушка напоминала ничем не испорченного ребёнка.
«И тут я, человек, который не может позволить себе угрызений совести, поскольку, согласно им, я бы вряд ли имел право на существование…» - и поэтому он затыкал рот любым поползновениям собственной укоризны взять над ним верх, считая, что её мнением можно пренебречь. Ну да, ради собственного выживания он всегда ничтоже сумняшеся шёл по трупам, и не ради любви к жизни, а просто потому, что привык быть, да и ещё боялся ожидающих на границе мстительных мертвецов... А Хельна вряд ли принимала активное участие даже в обыкновенных драках с товарищами. Как ей объяснить, с чем ему приходится уживаться каждую минуту своей жизни? Как рассказать о виде горящих резиденций Орденов и трупах, валявшихся на мостовых города, который она уже успела полюбить? Валявшихся у всех на виду, причём все считали это нормальным... Привыкли. Хельна вообще не знает, что такое война. И не должна узнать.
-Если тебе это доставит удовольствие… То я могу попробовать, - кивнул Шурф своей молодой супруге. Его лицо снова было спокойно-бесстрастным, и только глаза странно омертвели, как будто кто-то выпил из них жизнь, оставив лишь пустые оболочки.
Всё, сэр Лонли-Локли, привыкайте, что Вы теперь – женатый человек, со всеми последствиями. Постоянно терпеть рядом с собой чью-то личность – это сложно. Некоторым видеть рядом одно и то же лицо иногда становится постылым – и не только лицо, точно так же любимый цвет, любимый аромат, любимое кушанье могут надоесть… И, пожалуй, хорошо, что у него такая работа, которая сделает их встречи желанными ввиду их нерегулярности. Ведь иногда Шурф пропадал на несколько дней – одни визиты на Тёмную Сторону чего стоят. А, кстати… О совместном с леди Хельной визите на Тёмную Сторону стоит подумать. Он никогда не слышал, чтобы Истинная Магия, подобно Очевидной, была бы ограничена по возрасту или расе, коей она присуща. Конечно, Шурф не знал, получится ли, но потенциал у неё, как и у всякой женщины, какой-никакой должен иметься. Даже если совсем крошечная искорка – вероятно, со временем и путём многих усилий удастся её развить…
«Если у неё, как у всех знакомых мне потомков драххов, ничего не получится с Очевидной Магией, нужно будет обязательно попробовать…»
Как и любая потенциально сложная задача, эта весьма привлекала Лонли-Локли. Ну, а кто же, как не он, ещё займётся колдовским образованием Хельны? Подумать только, сколько всего прекрасного тогда можно будет с ней разделить. Не только красоты этого Мира, а и… Но о таком думать пока рано, Шурф сам был не очень-то уверен в том, что ему довелось слышать и видеть в данной области. Одной выжженной пустыни Лойсо и огромного количества возможностей, в котором он почти растерялся и от которого почти сразу ушёл, маловато, чтобы считать себя вправе рассуждать в данном направлении.

Играя с Хельной, Шурф не без некоторого удивления ощущал, как нечто вроде смёрзшегося кома безразличия ко всему на свете, включая собственную судьбу, начинает слегка подтаивать. Ну и хорошо. А то совершенство, видите ли. Невозмутимое. Да... Хорошо, что не прошли ещё пара веков, после которых он окончательно разучился бы быть человеком. Отказался бы от всего, помимо вдумчивого, равнодушного созерцания событий со стороны. Какое-то время это занятие казалось бы ему увлекательным, а потом стало бы окончательно всё равно. И Лонли-Локли стал бы существом вне системы координат. Почти как его учитель. Или даже так же. Изредка делающим что-то, исходя из соображений целесообразности - и только тогда, когда никто другой без его вмешательства не справился бы.
«Ты спасаешь меня этой любовью, Хельна…» - задумчиво констатировал он сам для себя. Спасает не жизнь, не рассудок, а что-то другое. Пожалуй, именно способность испытывать какие-то переживания. То же самое когда-то делал Тотохатта, и именно этому научиться ему советовали Джуффин и Сотофа Ханемер… Он привык к одиночеству и к тому, что это – норма. А теперь, видимо, Шурфу придётся усвоить, что бывает и иначе. Когда где-то кто-то с волнением ждёт твоего возвращения, хочет видеть тебя живым и здоровым, или даже не видеть, а просто знать, что ты есть, это неизбежно повлияет на характер. Особенно когда до тебя дойдёт, что другому человеку не важно, кто ты сам и сколько зарабатываешь, где живёшь и с кем общаешься, ты ему нужен просто потому, что это – ты. Каким бы ни был, даже увечным калекой. Не пламенная страсть. А ровно горящее, стабильное чувство, которое не сожжёт за несколько дней, а будет равномерно согревать на протяжении всей жизни. Даже тогда, когда одного из них не станет...
-Кажется, я так и не понял смысл этой игры, - вежливо проговорил сэр Лонли-Локли, посмотрев жене в глаза, - Но я получил от неё некоторое удовольствие, должен признаться.
Вопрос про воду несколько его озадачил.
-Намокнет, к сожалению, если не принять специальных мер, или, говоря проще, не использовать ещё одно заклинание, - пояснил он флегматично. Может быть, через несколько дюжин лет тренировок даже научится ей улыбаться? Уже почти хочется попытаться. Но он пока не готов. Наверно...